Читать онлайн книгу "Семнадцатый"

Семнадцатый
Артём Орлов


Люди всегда находятся в поиске, живут они в 2017 году или в 1917: кто-то ищет свободы, кто-то спасения, но каждый хочет любви. Владимир изучает историю своего рода, пытается восстановить старинную усадьбу, окунается в жизнь своего прародителя и узнает, что у усадьбы были некогда и другие владельцы, которые сейчас живут в другой стране. Успеет ли он вернуть дом законным хозяевам? Нужен ли он им? А главное – кого ждет яблоня в саду усадьбы?

Эта повесть не об истории, не о революции, но о любви.





Артём Орлов

Семнадцатый



Старый мир, как пес безродный,

Стоит за ним, поджавши хвост.

    А. Блок

Какому дьяволу, какому псу в угоду,

Каким кошмарным обуянный сном

Народ, безумствуя, убил свою свободу,

И даже не убил – засек кнутом?

    З. Гиппиус






Пролог


– Ему уже семнадцать лет, сам заработает. Паспорт есть, пусть получает и обязанности, – мама пыталась что-то возразить, но у нее слабо получилось, то ли от того, что она его любила, то ли опасаясь остаться без мужа, то ли от банального страха перед человеком, что намного сильнее ее.

Вова, стоявший в это время за углом перед коридорчиком, который вел на кухню (в коридор выходить боялся, ведь увидят силуэт в стеклянной двери), отчего-то был уверен, что это именно страх. Он сравнивал мать свою с женою Тараса Бульбы, которая и слова поперек не могла сказать мужу. Он размышлял, неужели его родной отец был таким же, раз мать его привыкла такое терпеть, но он никогда не узнает правды, потому что в этом доме не принято было вспоминать покойного хозяина. Даже в годовщину его смерти Вова ходил на кладбище один. Как-то раз припозднился и застал там свою маму, кажется, она туда обыкновенно ходила вечером, чтобы не с сыном. Бог знает, почему. И он не стал тревожить тогда плакавшую женщину, чтобы их тайна осталась только с ними.

Ему было больно от такой несправедливости, ведь мама просила совсем немного денег, всего семь или восемь тысяч, на выпускной Вовы. Их класс собирался ехать в концертный зал «Империя», и не то что бы Вове жутко хотелось смотреть концерт из звезд имперской эстрады, которые его не вдохновляли, однако сам факт того, что ему не хотели этого дать, его удручал и обижал. Разве он не заслужил? Разве родителей вызывали в школу за непотребное поведение сына?

Претензии, которые кружились в голове Владимира, когда он сел на кровати, тихонько прикрыв дверь в их с Алисой общую комнату, были только к Богу или року. Даже не к маме и не к отчиму, а, может быть, он мысленно винил своего родного отца за то, что он так рано его бросил. Как бы то ни было, Владимир обижался на мир за несправедливость: почему его мать оказалась такой слабой? почему ему достался такой отчим? Мысли цеплялись одна за другую, подталкивая его к тому, чтобы собрать вещи и уехать.

Алиса делала вид, что читает книжку, но он знал, что она давно не перелистывала страницы, внимание было рассредоточено.

– Алиса, ты только не говори, что я уехал, – он так же тихо собирал рюкзак, в который складывал свитер, футболки, какие-то не слишком нужные вещи.

У них не было традиции собираться вечером вместе, а потому у него был шанс уйти тихо, главное, чтобы Алиса не разболтала, но он ей доверял, как самому себе.

– Вов, возьми меня с собой! Я не хочу тут сидеть, – проныла девочка.

Куда ж он ее с собой возьмет? Конечно же, нет, нельзя. Она еще маленькая, к тому же туда, куда он едет, просто опасно ехать. У него не было чувства ревности к усадьбе или вернее к тому месту, где он мог спрятаться. Он готов был им делиться и с другими, но опасался, что туда могут дойти многие. Однако это же Алиса. Его Алиса, которая, пусть и не до последней капли крови его сестренка, но духовно они были близки. Наверное, потому что она девочка и больше похожа на маму.

– Утром скажешь им. Ладно? – попросил он, все так же тихо уходя. Он давно уяснил для себя, что скандалы и склоки ни к чему не приведут, что если он будет устраивать истерики, то рано или поздно дело дойдет до рукоприкладства, а к такому он явно был не готов.

В общем-то, даже если кто-то из людей, именуемых «родители», увидит, что Вова уходит, то он мог бы сказать, что он идет гулять. В апреле темнеет уже поздно, а юноше в семнадцать лет, порой, важно гулять вечером.

Шквала негодования не последовало, и он уже стоял на улице, вдыхая приятный весенний воздух – смесь сырости, свежести и жизни.

Владимир был зол на маму очень сильно, и свежий, даже прохладный воздух, ему помог немного прийти в себя. Надо было ему сразу убегать со двора, тогда у Алисы не было бы времени, чтобы собраться и выбежать на улицу. Он тысячу раз пожалел, что не стоял на автобусной остановке. Хотел было ее отправить домой, но ее молящие глаза сделали свое дело, и он глубоко вздохнул.

– Алис, папа тебя убьет, – была слабая надежда на то, что она послушается, ведь попытка не пытка. Он не любил называть его «папой», да никогда так и не делал, но в данном случае он назвал его, так сказать, должность по отношению к Алисе.

– Имей в виду, я туда не вернусь, потому что они опять ругаются, а еще у меня тройка по математике, он меня отлупит однозначно, так что все, Владимир, я с тобой!

Они пошли к остановке молча. Алиса, наверное, думала, что лучше молчать, пока Вова не передумал, а он боялся, как бы она и правда не передумала. Вот они сядут в автобус, и назад пути не будет. Он не сможет ее отправить домой одну на автобусе от вокзала.

– Алис, мы выедем из города, – уточнил он, когда они садились в автобус, но, то ли она не хотела казаться трусихой, то ли ей стало любопытно, то ли она не понимала всей серьезности, она все еще шла за ним.

Автобус за пятнадцать минут домчал их до ***градского вокзала. Эх, почему он не живет в Святопетровске?! Ему всегда так хотелось жить именно там, в культурной столице, а он там даже ни разу не был, но отчего-то тот город казался ему много привлекательнее, может потому, что он, как герой одной из его любимых пьес, считал, что там лучше, "где нас нет"…

Он оставил Алису в очереди за билетиками, и еще миллион раз после порадуется тому, что ему не покупали мобильный телефон в тот год. Наверное, родители очумеют скоро от пропажи Алисы. Ну, и поделом им! Он не бросит ее, и даже лучше ей будет с ним! Глупая, конечно мысль, но такая свежая и сочная, что она ему даже понравилась. Оставил Алису он, чтобы купить что-то поесть и попить, потому что понимал – они точно там проведут ночь. Хлеба, колбасы, йогуртов, сока – словом то, на что еще хватило денег, и осталось на билеты туда.

Он вернулся как раз вовремя, когда очередь уже подходила, купил два билета на электричку, и они побежали на поезд, который вот-вот уже отойдет. Успели.

Народу было много, но все же они протиснулись и успели занять себе место в уголке, пока не пришли злобные тетки, которые уселись напротив них.

Поезд медленно ехал, отчеканивая какую-то мелодию, для каждого пассажира свою. Алиса сидела у окна и рассматривала пролетавшие мимо дома, постепенно превращавшиеся в дачные поселки. Он-то видел это не раз, а она по этой дороге ни разу не ездила. Он обнял ее и прижал к себе, вроде как, давая уверенность, что все будет хорошо, хотя сам не был сильно уверен, потому что к их приезду будет уже около восьми вечера, а это темно.

– Знаешь, куда мы едем? – это вопрос должен был беспокоить Алису с самого начала, и надо все же ответить на него. – Там есть одна усадьба, старая, заброшенная, но. она моя. точнее мамина, конечно, а еще точнее моего папы, но. твой папа о ней пока ничего не знает. не говори ему. вот в этой усадьбе жили мои предки, которые были, вроде как, дворянского рода, в революцию все разрушили, хотя дом еще стоит, он похож на замок с привидениями, – впервые за весь день он даже засмеялся. Последние несколько лет вообще трудно было добиться от Вовы улыбки, потому и не хотелось его звать Вовой…он все ж был каким-то Владимиром.

– Привидения?! – глаза ее расширились от удивления и восторга. – И что? Я тоже дворянка? – она развернулась к нему в ожидании чудесного рассказа.

Вот она – женская логика и женское любопытство. Ее и правда так легко было заинтересовать привидениями, что он даже расслабился от того, что не нужно ничего придумывать другого.

– Конечно, дворянка! Ты же моя сестра! – он не знал всех тонкостей титула дворянства, но сейчас, в современном мире, в их стране, этого уже давно нет, а потому можно было не напрягаться, впрочем, он никогда и не задумывался над тем, что у него мог быть какой-то другой статус, потому что он таких людей не встречал. Хотя, порой, представлял, что делают те, кто уехал во время революции.

– Ага, значит, если ты дворянин, и я дворянка, значит у нас куча прав. А ты можешь отругать папу, чтобы он не обижал маму?

– Папу… – нехорошо, что она вернулась к этому разговору, потому что настроение портилось. За что он мог его «отругать»? За то, что испортил жизнь? За то, что появился вообще в их жизни? Но тогда не было бы Алиски. Он прижал ее к себе покрепче. На такие жертвы он идти был не готов. – А судьи кто? За древностию лет к свободной жизни их вражда непримирима. Сужденья черпают из забытых газет, времен Очаковских и покоренья Крыма, – он очень любил Грибоедова и Чацкого, всюду цитировал и даже сравнивал себя с этим персонажем, делаясь снисходительнее к тем ошибкам, которые совершают взрослые и необразованные люди. Приходя домой, он видел своего отчима, который не блистал знаниями, и несмотря на то что Владимир не был жутким ханжой, чтобы высокомерно смотреть на того, кто не читал красивых книг, но он не мог совладать с собой, когда тот пытался выглядеть умным, перевирал цитаты и называл Пушкина Сан Сергеичем. Он слишком трепетно относился к литературе и искусству в целом, что наводило отчима на мысли о том, что пасынок вообще нетрадиционной ориентации.

– Еще немного пройти пешком, – он держал Алису за руку и вел по проселочной дороге. Начало темнеть, но свет уличных фонарей спасал. Через десять минут они свернули в чащу, через которую надо было пройти, чтобы дойти до самой усадьбы. Она скоро появилась из-за деревьев, и Вова опасался, что она не оправдает ожиданий Алисы. – Внутри гораздо лучше, – убедил он ее. Они прошли к центральному входу, поднялись по скрипучим и старым, почти развалившимся ступеням. На этой двери висел большой замок, как и на остальных, через которые можно было бы попасть в дом. Он отпер замок и впустил девочку в дом, хотя та заходила с опаской. – Да, не бойся, я тут уже ночевал, ничего страшного нет, – в доме и правда было темно, сыро, прохладно. Вова зашел вслед за ней и запер дверь на тот же замок изнутри. Он тоже боялся за свою жизнь и здоровье, впрочем, люди не ходят сюда просто так, почти все дачники знают, кому принадлежит дом, даже Вову знают, именно поэтому у него здесь есть плед, старая пружинная кровать и даже ватный синий матрас с огромными красными розами. – Ты только аккуратно ходи, а то дом старый, мало ли… – он должен был ее предупредить, потому что был уверен, что она обязательно пойдет что-то смотреть. На самом деле он и сам ничего не смотрел здесь досконально.




Глава первая


Владимир был совсем маленьким, когда впервые попал в Исторический музей: когда мама еще не была замужем за другим мужчиной, когда она еще уделяла время развитию своего маленького сына, когда он еще впитывал все, как губка.

Потому Владимир любил, когда в музей приходили маленькие дети, потому что они никогда не врали. Он был заместителем директора, но, к своему сожалению, не экскурсионного отдела, потому как, порой, хотелось надавать в лоб всем экскурсоводам – до того скучно они могли рассказывать историю потрясающего государства. Однако в последнее время политика музея изменилась и детям среднего возраста и старших классов предлагались интерактивные занятия. И все равно он считал, что и малышам нужно что-то интересное, потому что именно в маленьком возрасте может зародиться любовь к искусству и истории.

Например, он совершенно не понимал, почему экскурсионные программы составляют по программе школьной? Почему в пятом классе нельзя рассказать детям про Петра Первого, а надо про Древний мир – он же такой серый и скучный! Ведь, если ребенку показать что-то увлекательное, у него появится стремление это узнать, а потом можно сообщить, что прежде надо изучить историю зарубежную. И все же…его никто не слушал. Впрочем, своих детей он будет воспитывать по-другому.

Он прогуливался по музею, оценивая, все ли стоит на месте, периодически слушая, что говорят экскурсоводы. В будние дни обычных посетителей было мало, чаще это были молодые мамы с маленькими детьми, которые еще не ходят в школу, появлялись школьные экскурсии, или пенсионеры, которые вспомнили о культуре. Последних Владимиру было жаль, потому что их молодость прошла вся в работе, поднятии колхозов, войне, и совсем не было того, что есть сейчас у молодых – времени – но тратит молодежь время на пустое.

Владимир совершенно не ожидал увидеть в зале просто так гуляющего ребенка. Сначала он подумал, что эта юная мадам в зеленой шляпе с родителями или бабушкой с дедушкой, но, приглядевшись, он вдруг понял, что она совсем одна, и самое интересное – ее нисколько это не беспокоит.

Она задержалась у челна и даже заинтересовалась. Какой класс? Третий? Второй? Он не знал, какой класс сейчас был на экскурсии, но ребенка надо было туда вернуть, с другой стороны – может быть, она увидит чего-то большее, чем все остальные?

– Привет, – он присел на корточки рядом с ней и улыбнулся. На бейдже было написано его имя и должность, что, в общем-то, должно было внушать некое доверие, по крайней мере, он на это надеялся. – Большой челн, да? Его пропитывали смолой, чтобы вода через щели не попадала, – он решил прощупать почву, интересно ли ей на самом деле, поняла ли она, что потерялась, и вообще – что в голове у этой девочки. – Меня дядя Вова зовут, а тебя? – не представляться же ему Владимиром, в самом деле.

Девочка оглядела его с настороженностью, как и учили ее родители. Внимательно слушала то, что ей рассказывают про челн, но помнила, что отворачиваться от дяди просто так нельзя – вдруг это отвлекающий маневр? Поэтому ей сложно было выбрать объект своего созерцания – челн или дядя?

– Здравствуйте, дядя Вова, – поздоровалась она. – Анжелика Васильевна волнуется, да? – смущенно спросила девочка, подозревая, что этот дядя охранник, которого отправили на поиски ребенка. – Просто они так быстро все ходят, а мне хочется рассмотреть все поближе, – оправдалась она, сдерживая свои слезы. – А когда эта тетя рассказывает, я начинаю зевать. Меня Аля зовут.

И вдруг он почувствовал себя волком из мультика, который пытается поймать зайца, а девочка Аля, между тем, выскальзывает из его рук и пытается драпануть. Не может же он просто взять и отпустить ее, а вдруг она здесь запутается и не найдет выхода? По камерам ее, конечно, найдут, но она же испугается и точно заплачет. С другой стороны, она привела веские доводы, почему не хочет возвращаться к этой учительнице. Да, он бы тоже не вернулся к тете с таким странным и старческим именем. Есть такие имена, которые подходят только молодым, или только старым. Например, Алевтина, Лидия, Людмила – как-то в его голове ассоциируются именно с женщинами в возрасте, а Лилия, Мария – только с молодыми. Например, Радик – забавное мужское имя, но только пока он молодой, а когда постареет, он же не станет зваться Радище!

– Аля, какое необычно-красивое имя, – он поспешил сделать ей комплимент, чтобы она не думала, что он будет ее ругать, да и за что можно вообще ругать детей? За то, что им неинтересно? Ведь взрослые и созданы для того, чтобы детям было интересно, а вот тетю экскурсовода, как и всех остальных теть, надо будет еще раз поучить, как правильно вести экскурсии в зависимости от возрастной категории. У Владимира вообще было ощущение, что они один и тот же текст читают всем: и подросткам, и детям маленьким, и взрослым компаниям.

– Конечно, ты права, в музее спать нельзя, здесь же столько всего интересного! А еще около каждого экспоната есть его история, – он подошел к Але и чуть повернул ее, держа за плечи, в сторону надписи, до которой даже она дотягивалась. – Видишь, написано не только, что перед тобой, а даже как это делалось и как попало в музей, – он дал ей немного времени, чтобы она посмотрела, но понимал, что темный зал музея не так интересен ей. – Все можно изучать самостоятельно, так даже интереснее, правда? – и он даже не сомневался в ее положительном ответе.

– Правда, – согласилась она, уже улыбаясь. – Владимир Андреевич, – прочитала она на его бейдже имя. Небольшое желание ее чему-то научить навело ее на мысль, что дядя все-таки какой-то ученый и к нему надо обращаться как к учителю.

– Знаешь, Аля, раз уж ты все равно сбежала от своей группы, мы можем пойти по другой лестнице, чтобы они нас не заметили и посмотреть кареты, платья и посуду девятнадцатого века, или увидеть старинные книги? – он ввязывался в эту авантюру, потому что ему до жути было интересно мнение обычного ребенка. К сожалению, в его окружении не было таких честный детей, которые высказывали бы свое мнение, не боясь за последствия, а ему нужно было все знать, ведь музей не должен быть просто сундуком со старыми вещами, он должен пользу приносить.

Конечно, он попросит сейчас сотрудников найти эту группу и сказать руководительнице, что девочка Аля сейчас с заместителем директора, и, кажется, всем влетит, но не ребенку же. Он-то уж точно вывернет все так, будто не она сбежала, а руководители не уследили. Впрочем, он еще не получил согласия на мини-путешествие.

– Я готова идти к платьям и каретам! – смело решилась девочка. – Только давайте так, чтобы класс не увидел, а? – она склонила голову на бок и заглянула в глаза дяде Вове.

И снова он убедился в том, что не интересен детям Древний мир. Дурацкая программа по истории. Вообще в понимании Владимира проходить надо было в обратном порядке. Начать с современного мира, а потом разворачивать эту конфетку, чтобы дойти до самой сердцевины и тогда, в каком-то десятом или одиннадцатом классе к взрослым уже детям придет осознание того, с чего все пошло, что недалеко мы на самом-то деле ушли, несмотря на то что прошло колоссальное количество времени. Люди научились красиво одеваться, но в двадцать первом веке им больше нравится раздеваться, жить в пещерах и заниматься только тем, что добывать себе еду. Какая тоска. Так вот, Владимир считал, что интересно человеку изучать то, что он понимает, а понимает он то, что видит своими глазами и то, чем пользуется. Маленькому человечку трудно уложить в голове, что эти некрасивые камни являются орудием труда, что при помощи палки-копалки можно даже убить, если очень захотеть. Она никак не сможет удивиться, увидев украшения из камня или железа древней женщины, и уж точно не захочет их примерить.

Девятнадцатый век тоже не был так близок к этим малышам двадцать первого века, но он отличался шиком и блеском барокко – золотой век дворянства, а потому он был интересен.

– Как скажете, государыня Лиля, – он взял ее за руку и повел в обратную сторону, то есть к началу, а оттуда по широкой ковровой лестнице наверх. Скорее всего, им уже рассказали о том, что потолок над лестницей расписан древом императорской семьи, а потому он не стал на этом останавливаться. По дороге он накрапал сообщение о том, что девочка Аля из экскурсионной группы с ним и он приведет ее к выходу позже.

Они поднялись на второй этаж, где был уже зал восемнадцатого и девятнадцатого веков, но кареты пока не было видно. Там была представлена эпоха классицизма. Владимир не любил разговаривать с детьми как с детьми и упрощать язык – он считал, чем раньше ребенок познакомится с терминологией, тем быстрее он ее поймет.

– Смотри, Аля, – раз уж она разрешила ему так себя называть, то он этим воспользуется.

– Оооо… как много, все девушки похожи на Золушек. не все красивые, правда…

– Это русские императоры и придворные, – на стене висело довольно много портретов, похожие один на другой. – На самом деле, они не были так похожи, просто в то время, которое называлось «классицизм», было принято рисовать людей с розовыми щеками и бледными лицами, в париках, и именно в такой позе, а еще побольше налепить медалей, – наверное, ей было необычно такое слышать «принято». Опять же, школьники, даже взрослые, не всегда принимают количество стилей изображения, они считают, что качество картины зависит от ее приближенности к реальности, но это совсем не так. Впрочем, Владимир не любил живопись так сильно, чтобы ею восхищаться. – Это знаешь, как аниме сейчас, многие всех рисуют в стиле аниме, – попытался он пояснить ей приближенно к их реальности, правда не был уверен, что она знакома с аниме.

– Аниме? А я смотрела мультик, мне Катька показывала. Там у всех глаза огромные! – она попыталась изобразить это на своем лице, открывая глаза широко-широко, насколько это было возможно, чем вызвала улыбку у Владимира.

Когда он захочет завести собственных детей, он обязательно вспомнит эту девочку в зелёной шляпе с таким интересным именем, и оно даже будет мелькать в списке имен, из которых он будет выбирать имя дочери, и может быть, оно понравится его жене так же, как и ему. Она удивляла своей живостью и интересом, которые найдешь не у каждого ребенка. Скорее, каждому ребенку интересно что-то одно, а ей интересно сразу все. Конечно, он не мог сказать гордо, что ей нравится история, только потому что она сама еще не определилась, что больше всего ее привлекает: картины и живопись? старинные книги? обшитые жемчугами платья? фарфоровая посуда с нанесенными на нее золотом инициалами императора? Хотя до некоторых экспонатов еще стоит дойти.

– Ты права! – согласился он с нею, когда она стала говорить о Золушке и мачехе с сестрами, предполагая, почему одни девушки получились красивыми и в красивых платьях, а другие нет. – За каждой картиной стоит история человеческого рода, а еще интереснее придумать ее самому. Например, мы точно можем сказать, что этот дядечка, – он указал на князя Голицына, – развивал торговые отношения с Китаем, и мы даже можем вспомнить его жен и детей, но еще мы можем предположить, придумать, что он пил по утрам горький кофе без молока, любил есть блины, а, когда был маленьким, упал на мостовой и разодрал коленку…ведь у каждого человека есть своя личная история, которую никто не знает, и даже картина не может ее передать. Мы видим только один момент его жизни, к сожалению, – будучи маленьким, он придумывал такие истории, чтобы придать хоть какую-то живость этим образам. Кто поспорил бы с ним, что князь Голицын в десятилетнем возрасте не падал и не драл колени? Никто! Во-первых, не доказано обратного, а во-вторых, так было со всякими детьми. Если историю рассматривать как науку – то это голые факты, а если как искусство – то это целая жизнь. Ему нравилось последнее.

Он говорил много, и дети не всегда любят, когда им что-то внушают, поэтому он позволял ей бегать от картины к картине, четко следя за ее движениями.

– Аля, смотри, – подозвал он ее к себе, словно заинтересовавшись чем-то, словно он увидел что-то, чего никогда не видел. В середине зала была круглая витрина, под которой были собраны различные книги, открытые на разных страницах. В основном это были летописи, но среди них появлялись и приказы, и указы Императоров. Так, среди них, появился Указ Императора Павла, написанный в восемнадцатом веке, странным для нас современных людей языком. – Попробуешь прочитать? – Владимир изучал и старославянский язык, и древнерусский, но все же сложно было привыкнуть к прочтению, а тем более подобных документов.

Для девочки это оказалось настоящей проверкой! Она готовилась поступать в школу, и ей очень нужно было доказать, что она готова, что она умеет читать.

– Бо. жи..е..ю…ми..лостию, – с трудом, но прочитала она. – Это они специально неправильно пишут? Чтобы мы знали, что тоже можем ошибиться?

И как он сразу не догадался, что в школе не рассказывают детям о старославянском языке. И как теперь отвечать на ее вопросы? Боже, их так много, и они такие логичные! Одно приятно – читает она неплохо, даже письменные буквы.

– Нет, Аля, они не писали с ошибками, – он уселся на пол по-турецки, потому что на корточках сидеть неудобно, а стоя он слишком далеко от ребенка, к тому же книгу все равно видно, даже сидя, по крайней мере ему. – Понимаешь, язык письма тоже меняется и развивается с каждым годом. Смотри, еще лет сто назад не было компьютеров, а значит и слов таких не было, а потом их изобрели и придумали такое слово, и его же как-то надо было писать, вот и появились новые правила. Язык будет развиваться, пока развивается человек. То же самое и с теми буковками. На самом деле, когда придумали язык, то слоги были все с гласными – после согласной буквы обязательно шла гласная, – он всегда путался в звуках и буквах и не был уверен, а бывают ли согласные буквы, но с точки зрения истории ему проще было объяснить именно так.

– Ничего не понятно, – она пожала плечами и отвернулась обратно к документу, а Владимир сокрушенно подумал о том, что дети все-таки остаются детьми.

– Мы. Павел, – продолжила она читать и вдруг остановилась. – А сколько Павлов было?

– Павел был только один, – продолжил он отвечать на ее многочисленные вопросы. – Но, ты ведь обращаешься к своей учительнице на «вы» не потому, что ее много, а потому, что уважаешь ее. Так принято. Вот и в документах того времени так было принято – писать во множественном числе, чтобы было уважение к тому, кто пишет. Представляешь, они даже к родителям обращались на «Вы», – это его самого слегка коробило, но было бы интересно так пожить. – Вот видишь, как много прошло уже времени, как сильно люди изменились, как непонятно нам уже бывает прочитать то, что они писали когда-то. Как думаешь, хорошо, что мы теперь ко всем на «ты»? И вообще не пишем о себе "мы"? – теперь его очередь задавать вопросы. Устами младенца – глаголит истина, а от таких вопросов Владимира знакомые часто отмахиваются, или уходят в глубокие размышления и философию, а ему нужен был правдивый ответ, без глупых рассуждений на тему научно-технической революции, эволюции и деградации. Просто ответ – хорошо или нет, и зачем нам все это развитие?

Девочка с важным видом уселась напротив него. Ей же задают вопросы! Ее мнение очень важно этому ученому Владимиру Андреевичу.

– Представляю! Мы, Аля Александровна, гуляем по музею. Нас много. И тебя много. И нас целая толпа! – она расхохоталась, заставляя немногочисленных посетителей оборачиваться, но Владимир не сделал ей замечания. Это всего лишь смех. – Мама рассказывала мне про самоуважение, это вот так надо да? И хорошо, когда все на «вы», потому что хороших людей должно быть много!

Когда-нибудь он начнет понимать возрастные особенности детей. Все дело в неопытности – не только потому, что у него нет своих детей, но и оттого, что нет опыта общения с этими детьми. Экскурсоводы и те не всегда правильно себя вели, потому что слишком серьезно подходили к своей профессии. Надо, наверное, не забывать о том, что дети не готовы так глубоко изучать историю, как того хотелось бы музейным работникам. Представляете, в скольких музеях бывают дети? В квартирах Пушкина, Гоголя, Некрасова, Толстого, в картинных галереях, алмазном фонде, политехническом – и в каждом музее их заставляют с головой уходить в то, что им не очень понятно в силу их возраста и каких-то своих увлечений.

Возможно, маленькой Але все это было не слишком интересно? Может быть, ей нравились динозавры или бакуганы? Она, конечно, смотрела с заинтересованным взглядом, но он понимал, что не может ответить на все ее вопросы, а если начнет отвечать, то они породят еще большее количество новых. Это затягивало, и, если бы она была его дочкой, то он обязательно посидел бы, порассказывал, показал бы ей все эти буковки, но, к сожалению, она была просто девочкой, которая отцепилась от группы.

В следующем зале уже было значительно светлее. На стенах висело мало портретов, а за стеклами по центру были красивые платья. Владимир помнит, как их туда вешали, еще удивлялся, какими миниатюрными все-таки были женщины в конце восемнадцатого века.

Вдоль стен стояли другие витрины, за которыми находилась посуда с императорскими вензелями. Тоже очень красивая, аккуратная и интересная. Что же привлечет маленькую девочку? Платья? Посуда? Украшения?

Он выпустил ее руку, замолчал и дал ей возможность выбрать самой, что же она хочет узнать нового в этом зале.

Она по достоинству оценила не только содержимое витрин, а саму залу:

– Так хочется здесь пожить! – восхищенно произнесла она, осматривая люстру, которая, казалось, была даже больше нее самой. – Почему нельзя так одеваться сейчас? Почему только на праздники? Смотрите, какими красивыми они были! А Вы не знаете, машина времени существует? – она скользила вокруг платьев, стояла на мысочках, чтобы разглядеть каждую деталь посуды, здоровалась с Чипом.

Аля проявила все самые женские качества в этом зале, мечтая примерить каждое платье. Честно говоря, Владимир тоже всегда хотел примерить костюмы девятнадцатого века, но с его фигурой и ростом этого не получалось. Дело в том, что в те времена мужчины были низкорослыми, и быть выше 180 сантиметров было как-то странно, этим и отличался князь Тихменёв в свое время. Наследственность.

Владимир не нарушал восторгов ребенка.

– Ты знаешь, в каждой выдумке есть только доля выдумки. Я бы тоже попутешествовал во времени, но, к сожалению, это очень опасно. Если ты что-то там сделаешь не так, то история изменится, и тогда ты в будущем можешь даже не родиться, – он часто думал о том, как сложилась бы его судьба, если бы предок уехал бы за границу? Конечно, он тогда бы просто не родился, но родились бы другие, все было бы совсем по-другому. Впрочем, ему грех жаловаться, у него прекрасная работа, дом, который черта с два он успеет восстановить. Жаль было только, что у него нет такого же замечательного ребенка, как эта Аля. Повезло же кому-то.

– А у Вас ночью в музее кто-то остается? Говорят! – она подбежала к Владимиру, поманила его к себе, чтобы что-то шепнуть на ухо, и когда он присел рядом, то шепотом сказала: – Говорят, что ночью все вещи тут оживают!

– Нет, Аля, предметы оживают только тогда, когда к ним прикасается человек. Если ты наденешь это платье, то оно оживет, но висящее на манекене оно мертвое, скучное, никому не нужное, – кажется, у ребенка будет в голове каша, причем манная, холодная и с комочками. Пора было отправляться к карете. Она стояла большая и бронзовая посреди следующего зала, отгороженная, но не за витриной. Почему бы не позволить маленькой девочке ее потрогать? Смотрительница махнула рукой, мол, Вы ж начальство, Вы решайте. Владимир знал, что ее вес выдерживался, да и не сломает она ничего.

– Нравится? Можешь пройти и посидеть немного в ней, – он перешагнул загородку, подошел к карете и открыл скрипучую дверцу перед Алей. Пусть почувствует себя принцессой.

К сожалению, время поджимало, и экскурсия ее группы подходила к концу. На удивление, Аля пробыла в карете недолго, и уже спускалась вниз. Он было испугался, что придется уговаривать ее слезать и вылезать, но она куда более мудрая, чем думает на самом деле.

– Спасибо, – тихо сказала она.

– Всегда пожалуйста, – улыбнулся он ей, беря за руку. Они вышли из зала и пошли вниз по лестнице к главному входу и кассам. А ему нужно было еще достать ей книжку. На его счастье, один из сотрудников шел им навстречу. Владимир его остановил, дал ключи от кабинета и попросил принести книжку по истории старославянского языка, даже две – одну более серьезную, а другую – детскую, с картинками. Вообще, он ее берег для своих детей, которых когда-нибудь хотел завести, но, понимая фатальность своей судьбы, он решил, что книжка в руках Али хотя бы не пропадет.

– Добрый день, – поздоровался он с учительницей, которая так строго посмотрела на Алю, что ему даже стало неприятно. – Вам бы следовало быть внимательнее, – указал он ей на то, что виновата вообще-то она, а не ребенок, весьма любопытный и хороший ребенок. Он подарил ей книжку, пообещал, что обязательно будет здесь, когда она в следующий раз придет сюда со своими родителями. Стоит лишь позвать Владимира Андреевича, и он обязательно придет.

В кармане зажужжал мобильный телефон, и он успел помахать рукой девочке в зеленой шляпе и побежал в свой кабинет.




Глава вторая


Все дети рождаются талантливыми, а потом их губят родители, когда выбирают какой-то один, а вдруг ему не понравится? Несмотря на то что Владимир уже повзрослел, у него все равно оставалось любимое место – усадьба. Она была заброшена до ужаса, и он еще удивлялся, как туда не пробираются бомжи и не сжигают ее. Возможно, дело в том, что он прилепил табличку, что охраняется государством и повесил бутафорские камеры? А может быть, там было адски холодно в любое время года.

Чем ближе был его двадцать девятый день рождения, тем страшнее становилось, и у него с детства была мысль восстановить усадьбу, привести хотя бы в какой-то более презентабельный вид. Руки не доходили, хотя он расспрашивал всех знакомых реставраторов, но они не брались, потому что не могли брать много денег с Владимира, а он и не смог бы много дать.

Просить государство было бы глупым, потому что по всей стране таких усадеб много, по числу дворянских гнезд. Никакой особой исторической ценности усадьба не несла.

Еще в детстве он очистил все комнаты от хлама и мусора, где-то даже проверил печку, но не рискует ее включать до сих пор. Этой зимой он съездил, чтобы посмотреть и сфотографировать ее, потому что напал на след истинных хозяев усадьбы, хотел бы с ними поговорить. Из всех Тихлаишевых Владимир единственный, кто не обзавелся наследником, которому передал бы всю историю, и он не хотел, чтобы она канула в лету, а потому искал тех самых Лаишевых. Но да сейчас не об этом.

Владимир был крайне рассеян в общественном транспорте, позволяя себе расслабиться, глазеть по сторонам и пытаться угадать, о чем думают люди. Его внимание привлек мальчонка лет пятнадцати, может больше, он не слишком разбирался в детских возрастах. Тот рисовал что-то, и это что-то оказалось весьма занимательным. Несмотря на то, что рисунки вообще не были из разряда, что называется, классическими, Владимир подумал, что он мог бы попросить парня о помощи в восстановлении облика усадьбы. Возможно, тому будет интересно. Почему он так любил работу с молодыми? Потому что они и сами еще не знают, чего хотят, готовы пробовать что-то новое и интересное, не гнут выбранную собой линию. Жаль, что станция уже была близко, но он успел подсунуть парню визитку, не особо надеясь, что тот позвонит, однако всегда нужно сделать хотя бы шаг.

Когда раздался звонок и голос на том конце представился, Владимир быстро вспомнил, о чем идет речь, поскольку буквально накануне думал об этом.

– Ной! Очень приятно познакомиться, – Владимир влетел в кабинет, где его уже ждал этот мальчик, вскочивший с места ему навстречу. – Вдвойне приятно, что ты все-таки позвонил. Да, да, я ведь просил… если честно, мне очень понравился рисунок, и я хотел предложить тебе работу, не постоянную, скорее проектную. Я работаю в Историческом музее N..ска, и хочу восстановить облик одной из усадеб, но вот с рисунком у меня все плохо. Тебя может заинтересовать такая работа? Если да, то я бы встретился с тобой и рассказал подробнее, что да, как, – он не был тем человеком, который будет долго мусолить что-то, у него было слишком мало времени, год, а может быть, и меньше, судьба – такая коварная злодейка.

Конечно, парень удивился, и Владимир не думал даже, что тот вот возьмет и согласится. Он что-то промямлил про то, что он простой художник, непрофессионал, что он только учится, точнее – собирается поступать в училище, а пока за плечами только художественная школа. Как ему помягче сказать, что на других у Владимира нет денег?

Вообще, это выглядит ужасно со стороны – за работу, за которую, другие взяли бы много денег, он платил бы мало, но в то же время он мог дать мальчику шанс заявить о себе. Сколько раз такое бывало, что никому не известные люди вдруг становились звездами, попытавшись один раз.

– Вы, наверное, вряд ли захотите со мной работать…

– Я уже захотел, – улыбнулся он, впрочем, через трубку этого не было видно. – Приноси свои рисунки, да, завтра я буду в музее, как подойдешь, ты мне позвони, я тебя встречу, – кто бы пропустил парня в служебные помещения?

Положив трубку, он метался между несколькими чувствами – и радость, и стыд какой-то и предвкушение интересного проекта. Сам он тоже уже толком работать не мог. Сохранил номер Ноя, походил по кабинету, достал свой жесткий диск, нашел там все фотографии усадьбы, которые он делал на протяжении нескольких лет в разное время года, в то же время он понимал, что нужно видеть воочию.

После долгих лет сидения в архиве, скрупулезного труда, он каким-то магическим образом собрал по кусочкам фотографии и изображения внутреннего убранства усадьбы, больше было военных фотографий, когда она была госпиталем, к сожалению.

Однако он достал все, что у него было, и с чего начинать он даже не знал, но у него была целая ночь подумать.

Неужели получится хоть что-то сделать? Если не полностью восстановить, то хотя бы сделать макет, чтобы кто-то, кто будет этим заниматься после, это дело завершил. Да, Владимир решил, что нужно-таки написать завещание, указать в нем настоящих владельцев, а то мало ли что в жизни бывает. И нужно было успеть сделать максимум того, что он задумал.

Мальчик прибыл в музей чуть раньше, чем они договорились, он был очень взволнован. Никак не мог понять, как такой важный и серьезный человек смог обратить свое внимание на его рисунок. Он перепроверил его по сайте музея, не обманул ли. С вечера собрался, выбрал свои самые хорошие, как он думал, рисунки. На первом этаже, возле касс, было много больших зеркал для посетителей, и он видел в них отражавшегося юнца с розовыми ушами, но бледноватым лицом – такое странное волнение в нем было. Он ходил туда-сюда, все время взъерошивая волосы, нервно улыбаясь тетечке за окошком, которая в какой-то момент вышла из своей каморки и направилась к нему. Как раз вовремя, потому что к ним подошел еще один человек, уже знакомый Ною.

Владимир встретил Ноя внизу, у главного входа, а билетерша, до того косо смотревшая на мальчика, который не покупал билет, вдруг сменила гнев на милость. Владимир учтиво с ней поздоровался, обернулся к Ною.

– Ной? – уточнил он с улыбкой на всякий случай, пожал ему руку, и они прошли внутрь музея. Чтобы попасть в «закулисье», нужно было пройти один из залов, открыть дверь карточкой, которая висела на шее Владимира. Перед ними был длинный и прохладный коридор, довольно узкий, но светлый. Кабинет Владимира был в самом конце. – Я рад, что ты этим заинтересовался, – он намеренно не употреблял слово «согласился», потому что врать не был готов ребенку. – Ты говорил, что мне не захочется работать с тобой, – они подошли к кабинету, который был открыт, Владимир пропустил мальчика вперед.

Это небольшое помещение с окошком и решетками на нем. Холодное, потому что кирпичные стены долго прогревались, зато стояла печка, причем самая настоящая, встроенная в стену, правда подогреваемая газом, а не дровами. И сейчас она работала. В кабинете был стол, за которым Владимир делал дела важные – вроде отчетов и документов, а потому там было аккуратно и чисто, зато другой стол, что стоял перпендикулярно, был завален чертежами, рисунками, эскизами, которые были в целлофановых упаковках, чтобы пыль на них не оседала. Все это были довольно старые документы, или же их копии, но все равно ценные. – Присаживайся, – он подвинул стул Ною. – Буду предельно откровенным. У меня нет много денег, чтобы нанимать команду профессионалов, но это не значит, что я хочу в этот проект взять кого попало. Дело в том, что это дело касается меня лично и моей семьи, и мне бы хотелось хотя бы начать над ним работать. Я предлагаю тебе попробовать это сделать, если тебе не понравится, если ты поймешь, что ты не справляешься или тебе это неинтересно, то ты всегда сможешь уйти, и я не обижусь, – он снова улыбнулся. Да, ему в большей степени нужен был соратник и друг, нежели подчиненный. – Моей семье некогда принадлежала одна усадьба. Во время революции ее немного повредили, потом была Великая Отечественная война, когда из усадьбы сделали госпиталь, а потом никому не было до нее дела, между тем, она так и передавалась по наследству. Я хочу ее восстановить – но это в идеале, а вообще хотя бы сделать макет того, что должно быть, – он замолчал и посмотрел на Ноя, ожидая какую-нибудь реакцию, чтобы понимать, рассказывать дальше или нет. Есть ли у него вопросы.

– Ничего себе! – восторженно вскрикнул Ной. Он редко умел прикрыть свои эмоции, за что его очень любила мама и ругали многие учителя. Посмотреть на него, то сразу становится ясно, что это очень открытый и честный мальчик. На вид ему было шестнадцать-семнадцать лет, но лицо его делает его моложе: округлые щеки еще не успели порасти мужицкой щетиной, почти прозрачный пушок можно заметить над его полными губами, не огрубевшими от холода, сигарет или постоянных нервных покусываний. Его губам могла позавидовать любая модница: налитые сочностью, краской, а главное – четко очерченный контур выделял их на лице. В его серых глазах отражалось любопытство семилетнего ребенка, только начавшего познавать этот мир. Сейчас эти глаза блуждали по тем фотографиям и чертежам, которые разложил перед ним Владимир, не верящий в свое счастье.

– Это же колоссальный исторический проект! Обалдеть! – повторял Ной. Если по пути сюда он еще раздумывал над тем, чтобы отказаться, если дело покажется ему слишком сложным, то сейчас он готов был научиться хоть пиктограмму для вызова дюжины чертей рисовать, лишь бы ему дали возможность над этим поработать.

Манипулировать воображением детей было очень-очень некрасиво, но он же в благих целях, правда? В своих корыстных, но благих. Приятно было увидеть в мальчике заинтересованность и не наигранную, не вымученную, а настоящую. Правда, парень явно переоценивал название «усадьба», наверное, полагая, что это отлично сохранившийся особняк.

Владимир даже не задумался, почему его зовут Ной, но, когда тот между делом сказал о том, что любил «русскую» архитектуру, то призадумался. Обычно наши русские дети, если такое и ляпнут, то говорят просто «архитектуру», или уточняют какой страны, в общем – страна уточняется тогда, когда они говорят не про свое родное. Вот и сейчас Владимир подумал, что Ною тоже нравилась архитектура чужой страны, впрочем, он задумался ненадолго, потому что куда более интересным предметом была усадьба, и хотелось поговорить о ней, а о родословной Ноя можно было бы потом узнать, по дороге в усадьбу, собственно, об этом заговорил даже не Владимир.

– Очень интересно, но важно все увидеть, потрогать своими руками, а туда можно съездить? Или есть фотографии современные?

– Конечно, есть! – радостно согласился Владимир, подходя к компьютеру. – Иди сюда, – подозвал он парня. Подвигав мышкой, он вывел машину из спящего режима, открыл содержимое жесткого диска, где и была эта усадьба. – Не пугайся только, там не все так радужно, – сразу предупредил он. Самыми удачными были фотографии летние, а потому он их и показал. Слегка было стыдно за такое состояние дома. – Единственное, там внутри не так много мусора, я периодически все вычищаю, но многое надо делать заново. Усадьба середины восемнадцатого века, принадлежала семье Лаишевых, они уехали после революции за границу и больше не возвращались. Графиня Лаишева успела выйти замуж за князя Тихменёва, и ее усадьба перешла к нему, – дальше рассказывать было слишком долго и совсем не нужно, а потому он просто пролистал фотки, задерживаясь на тех, что могут заинтересовать художника. – Да, туда лучше ехать и смотреть воочию, но не просто так, а с каким-то планом, я, честно говоря, не слишком представляю, с чего начать. Я искал в архивах хоть примерное внутреннее убранство, но это все больше мебель, а не стены, а тут хотя бы стены восстановить. В общем…нужно визуальное восстановление. Если получится нарисовать, но можно будет сделать и 3Д моделирование, и распечатать на 3Д принтере и сделать объемный макет, – он слишком много говорил, и, наверное, нужно было остановиться, чтобы дать мальчику хотя бы подумать. Он не хотел, чтобы Ной испугался объема, или передумал, потому что черт его знает, когда он еще найдет такого человека, который согласится ему помочь, которому это все будет просто интересно.

Ной боялся перебить Владимира, потому что очень хотел узнать подробности этой самой истории, но, кажется, ему не сразу расскажут. Вдруг он его проверяет?

– Жаль, что нет изображений… – конечно, так было бы легче – срисовать, не ошибешься, но с другой стороны – какая возможность фантазировать, да еще под руководством настоящего историка, который не даст возможности отойти от реальности! – Зато Вы можете сделать все так, как нравится Вам! Я думаю, что можно начать с планировки дома, – Ной уже увлечен работой, на которую даже не успел дать согласия. Он обошел стол с чертежами, порылся и нашел один их планов. – Вот. Нам нужно раскидать все по комнатам, распланировать, где и что будет, примерно определить, в каком стиле сделать – восемнадцатого, девятнадцатого или начала двадцатого века? А потом уже думать, что представится из желаемого возможным, – он говорил, словно сам с собой, по-хозяйски раскладывая картинки. – Знаете, я был летом в городе Святого Петра, и был в нескольких дворцах, мы делали доклад про интерьер, мне достался кусок про полы и паркет…кто б мог подумать, что это пригодится, – на распределении Ной как раз отвлекся на перерисовывание скульптуры ангела, и ребята подсунули ему то, что осталось и то, что все казалось трудным описать. Ною пришлось потрудиться, ведь информации, действительно, было не так много, но теперь он даже понял, зачем судьба его тогда так «наказала».

– С паркетом будет тяжеловато, потому что в доме дощатые полы, а стелить новый денег не хватит, – пожал плечами Владимир. Ему совсем не хотелось на корню обрывать самые первые идеи Ноя.

– Я бы начал с того, что вставил бы окна, причем стеклянные, но это не наша с тобой забота, это делают специалисты, и я с ними договорюсь, – сегодня утром он как раз искал их, но они все были по пластику, однако он все же нашел старый кооператив, кажется, советской закалки, и они еще работали со стеклом и деревом, впрочем, это, наверное, не так интересно Ною. Рисунки Ноя, сделанные в одном из дворцов, Владимир взял и рассмотрел более подробно. – Кстати, из досок можно было бы сделать узорчатый пол, покрыть лаком, но, думаю, что если мы начнем с этого, то потом повредим покрытие. Идея с потолками мне нравится, надо подумать, какие слепки там могут быть, вернее посмотреть, потому что как раз они не так сильно повреждены, разве что что-то отвалилось, – к сожалению, фотографий потолков у него не было, поэтому их нужно было точно смотреть на месте. Владимир сел за стол, достал лист бумаги, чтобы структурировать все мысли.

– Так, окна, потолки и стены. Со стенами проще, отштукатурить, а там дальше разберемся. Твоя задача, Ной, рисунки, – он улыбнулся, понимая, что творческие люди должны заниматься творчеством, а Владимир уж найдет людей, которые это воплотят в жизнь. Общение с Ноем его вдохновляло, и в голове рождались мысли и идеи, ему хотелось сделать все и сразу, тут же отправиться на место (и почему люди еще не придумали телепортов!).

Единственное, что он не учел – родители Ноя. Как они к этому отнесутся и вообще, согласятся ли они. Сколько вообще ему было лет?

– Тебе сколько лет, Ной? Я к тому, что родители твои не будут против того, что ты будешь подрабатывать, – вообще он не похож был на малолетку, но современные дети такие непонятные: вот глядишь, вроде парень, а оказывается девушкой и наоборот, а возраст совершенно стерся с их лиц. – Вообще, расскажи о себе, ты учишься? Я не из праздного любопытства, нам же нужно будет съездить в усадьбу, я не хочу, чтобы ты жертвовал своей жизнью ради этого, это должно быть как хобби, – уточнил он, потому что хватит одного человека, который жертвует жизнь, а парень еще молодой, учеба должна быть превыше всего, хотя современная молодежь отчего-то считает, что образование совершенно ни к чему, и можно зарабатывать, не учась. Не в России, дети, не в России. В этой стране документ и бумажка важнее, чем знания.

– Мне восемнадцать, – улыбнулся Ной. Кажется, он уловил опасения Владимира и был крайне рад, что мог развеять все сомнения. – Вообще, я учусь на экономиста, меня папа туда отправил, потому что жаждет, что я поддержу его бизнес – он у меня «колбасно-сосисочный» магнат, – хохотнул Ной, усаживаясь на стул. Такое непродолжительное знакомство уже заставило Ноя доверять этому незнакомцу, стать спокойнее, расслабленнее. Главное, не пожалеть об этом потом. – Не здесь, в Германии, папа мой немец, а мама русская, и она говорит, что самое лучшее образование здесь, ну и оно, кажется, дешевле, – он пожал плечами, потому что не разбирался в этих тонкостях.

Ной, действительно, родился в такой смешанной семье, имел двойное гражданство, потому что мама крепко держалась за свою страну. Он не стал говорить Владимиру о том, что родители на стадии развода, потому что этот факт никак не относился к их делу. Начальное образование Ной получил за рубежом, потом был период, когда родители поругались, мама забрала его в Россию, и Ной учился уже здесь. Ему было тринадцать, когда они снова помирились, и мама согласилась переехать обратно, так что до десятого класса Ной учился снова в Германии. Вопрос об университете встал остро, но волшебным образом маме удалось убедить отца, что нужно учиться именно в России, и вот последние несколько лет он живет здесь, окончил школу, поступил, но так и не смог из-за своей мягкотелости донести до родителей, что не экономикой болит его душа.

– У меня всегда находится время на то, что мне нравится. В художественную школу я хожу по выходным, много рисую по вечерам, так что это не основное мое занятие, – ему стало немного неловко, потому что он понимал, что Владимиру, наверное, нужен был более сведущий человек, однако рисунки Ноя его привлекали. – Родители сейчас в Германии, они в общем-то не сильно интересуются, где я и что делаю, лишь бы не отчислили из университета, – в голосе прозвенела горечь и обида за такое отсутствие внимания, хотя он не мог сказать, что они совсем его не любят – Ной всегда пытался их оправдать.

Как же Владимиру было это знакомо, когда родителям не нравится то, чем ты занимаешься.

– Не переживай по этому поводу, – с тенью грусти на лице ответил Владимир. – Мои тоже не слишком были рады моему выбору, но жить-то тебе, – и он казался себе сейчас Мефистофелем, который портит практичного ребенка, судя по всему немца. Ведь родители, наверное, втемяшивали в его голову с детства, что ему необходимо найти практичную работу, которая будет приносить много денег. Художники – это те, кто не уверен в своем будущем – его могут признать при жизни, и он разбогатеет, а могут изничтожить – тогда он умрет от тоски и депрессии, или третий вариант – признают лишь после смерти, которая настигнет в голодные годы. Однако не хотелось, чтобы мальчик бросал свою мечту, ведь это так важно – мечтать! Только мечты делают человека по-настоящему человеком. Когда-то, когда появилась теория Дарвина, то заявляли, что у человека есть разум – этим он и отличается от обезьяны, но разум теперь есть и у искусственного интеллекта, который бывает много умнее обычного человека, но только у человека есть незапрограммированное воображение.

– Я тебе так скажу – никто ничего с тобой сделать не сможет, если ты сам не захочешь. Все остальное – отговорки слабых людей, но да Бог с этим, жизнь только начинается, – какое право он имел на то, чтобы поучать ребенка, он не знал, но с возрастом приходила потребность в том, чтобы кого-то чему-то научить. Наверное, в такие моменты люди и планируют заводить семью. А Владимир планировал восстановить свое прошлое.

– В усадьбу мы, конечно, поедем. В принципе, ты и один можешь туда сгонять, если хочешь потоптаться на улице, – он улыбнулся. Ключи от дома он не даст хотя бы потому, что там есть местный дворник, которые метлой выгонит оттуда пацана. Спасибо ему за то, что он следит за порядком.

Владимир открыл Гугл, вбил маршрут, распечатал Ною. Он мог бы, конечно, и заехать за ним, но не стал напрягать его, к тому же от станции было всего двадцать минут пешком, а на велосипеде и того меньше, только в январе месяце это будет проблематично. – Я встречу тебя, наверное, у станции в субботу, если тебя устроит, потому что сам поеду, наверное, в пятницу, – ему нравилось, что Ной занятой молодой человек, у него весьма пространные и широкие увлечения, и всем этим можно пользоваться и развивать, но об этом Владимир подумает потом. Ему вообще нужно много теперь думать. – Я могу тебе распечатать фотографии, чтобы ты на досуге подумал, – если он правильно увидел в Ное вдохновленного мальчика, то он точно будет изнывать от желания нарисовать что-то сразу, а когда ты видел фотографии только один раз, то это невозможно сделать, ведь всех деталей не упомнишь.




Глава третья


Александр Тихменёв давно мечтал побывать в Тифлисе, да все никак не доводилось. Он много учился по молодости, хотя его сложно было назвать сейчас стариком, но мудрости и рассудительности ему не занимать, за что его и ценили при дворе. Он был спокоен и учтив. Он не срывался на людей, но и близко с ними не общался. У него были друзья, но все сплошь по работе, гимназисты все разъехались, кто куда, Александр же занимался делами международными, поскольку умел изъясняться на нескольких языках, учился в Оксфорде и Сорбонне, но все же родителям хотелось бы, чтобы Александр посвящал себя и семье, и желательно уже своей собственной. Они не раз ему говорили он необходимости жениться, но Александру все не нравились русские девушки, манерно и жеманно падавшие в обмороки на балах, хотя это уже давно устаревшие и екатерининские уловки, на которые уважающий себя мужчина не поведется. Он хотел чего-то большего, интересного, необычного, хотел умной собеседницы, что не будет бояться ему перечить и спорить с ним. Маменьки да тетушки вторят девушкам, что, ежели они замуж хотят поскорее выйти, то нужно молчать и мужа во всем слушаться. Ах, если бы Александр был таким, каким его рисовали родители. К сожалению, даже они не слишком знали своего сына и чаяния души его.

В Тифлис его пригласил друг Алексей Башмаков, граф, хоть и не любил свой титул, он сравнивал себя со старыми графами и их напудренными женами. Он был веселый малый, всегда держал в кармане портсигар с орлом, но никогда не доставал оттуда сигар, Александру казалось, что их там и не было. И вот, он пригласил своего давнего друга к себе в гости, где уже служил с год. Родители обрадовались пуще самого Александра, что было удивительно, но и этому было логичное объяснение. Пару месяцев назад они почти договорились со своими соседями графьями Лаишевыми, что познакомят и сделают все, чтобы поженить, Александра и Ольгу, которой пора было уже выходить замуж, но та все не торопилась. Были у матушки, конечно, подозрения, что с ней что-то не так, но батюшка заявил, что и их сын далеко не ангел, чтобы разбрасываться невестами.

Александр задержался в городе Святого Петра и не успел приехать к матушкиным именинам, где их должны были познакомить, а Лаишевы уехали в Тифлис к кому-то погостить. Потому и радовались Тихменёвы, что судьба подстроила им такую встречу. Александр обещался непременно их там найти и познакомиться, хотя в большей степени он говорил так лишь для того, чтобы к нему не приставали.

Он добирался несколькими путями, и на поезде и на перекладных. К сожалению, город Тифлис принял его уже поздно ночью, и он остановился на станции, чтобы не обременять своего друга в такую пору, а к нему пойдет с утра. Конь, с которым он успел подружиться за такое время, был отправлен на конюшню соседней усадьбы, которая любезно поддерживала станционного смотрителя по старой дружбе, как оказалось.

Спать совершенно не хотелось, и Александру удалось прикорнуть лишь пару часов, а потом забрезжил рассвет, красивый туман расстилался по горам, и он вышел, чтобы этим полюбоваться. И нисколько не пожалел об этом, таких видов он еще долго потом не увидит.

Неподалеку в конюшне раздалось недовольное ржание, а за несколько дней пути он уже мог различать голос своего «друга», и потому пошел проверить, что так не понравилось его коню, может быть конюшня не приглянулась, или кобыла какая взбрыкнула?

Под ногами мягко шуршало сено, не смоченное вечерней росой. И все-таки ему удалось довольно тихо войти в конюшню, хотя какой был в этом смысл? Он ведь не конокрад какой-то, хотя, может быть, боялся разбудить лошадей, но они ведь очень чувствующие животные – знают, кто с добрыми помыслами к ним пришел, а кто нет, да и конь Александра уже все всем «объяснил». Несмотря на свою такую ученость, Александр верил в то, что у животных есть свой язык общения – не словами, даже не жестами, а какой-то внутренний, который понимают только они, но современные ученые не могут человека-то объяснить, а тут животные. Вы можете смело спорить с ним на эту тему, утверждая, что животное – это организм, который проще, чем человек, что человек – венец природы, но эта мысль вызывала у Александра ужас: потому что венец – это какой-то конец, это значит, что дальше ничего не изменится?..Однако это уже разговоры для другого круга общения, нежели тот, который нарисовался перед ним.

Он не ожидал увидеть кого-то в конюшне в столь поздний час, а уж тем более девушку, да еще и дворянского происхождения. Это было видно сразу по ее внешнему виду – не столько по одежде, сколько по осанке, по движениям рук. Чего нельзя было сказать о нем самом – местами запачканная дорожная рубашка была выпущена поверх брюк, дорожная же обувь тоже была совсем грязной, кажется, ему долго придется еще отдирать от нее слои засохшей грязи, но он напряжется, потому что до ужаса не любил грязную одежду, но сейчас слишком устал, чтобы что-то делать.

– Не очень уютное место, чтобы коротать ночь, – заметил он, и раз уж зашел, то можно было проведать своего коня, который был в стойле напротив. – Вам бы в дом на станцию, не надо здесь ночами ходить, – он был крайне удивлен, что ее выпустили одну, потому что он привык уже, что юные девушки держатся за мамины юбки, словно у Достоевского в «Белых ночах». Их никуда не выпускают без сопровождения, и в N..ске или Святогорске это было странно и непривычно уже, а здесь в Тифлисе – правильно, потому что местные народы не отличаются теми манерами, что прививают девушкам. Они находились не на своей территории, чтобы указывать хозяевам, как себя вести, и если ее украдут, то вряд ли она уже вернется к своей прежней жизни.

В то же время он приглядел, что конь его хорошо поел, но воды почти не оказалось рядом, и ему пришлось брать ведро, идти к бочке, которая была в углу конюшни и поить своего коня. Александра это нисколько не смущало, хотя он мог бы, конечно, разбудить конюха да отчитать его за то, что он уснул и не напоил, как следует, коня, который был с дальней дороги, но разве оно того стоит? Убивать время зря ему не хотелось.

Ольга (а это была именно она) чуть не подпрыгнула от неожиданности, когда за спиной раздался голос. Как же тихо умеют ходить некоторые! Как это неприлично, в самом деле, подкрадываться вот так, однако, обернувшись, она поняла, что не стоит тратить свое время на то, чтобы объяснять этому незнакомцу правила приличия, вряд ли он их понял бы.

Ольга Лаишева, конечно, не была жутко избалованной и высокомерной, однако все-таки считала, что дистанция между конюхами и дворянами должна быть, во всяком случае, она не собиралась опускаться до милой беседы с ним. Как человек, вероятно, он мог бы оказаться хорошим и добрым, но, сколько бы люди ни пытались говорить о равенстве, она была радикально против – ведь дворяне – это не только статус, но еще и знания, манеры, ум, опрятность, в конце концов. Нельзя за один день изменить себя.

Этот человек показался ей пугающе наглым. Ей говорили о вольных нравах кавказских народов, говорили так же и о том, что они женщин воруют, будто бы никакие законы Российской Империи им не писаны. Страх, конечно, поселился в душе юной Ольги, но все же она возобладала собой, пригляделась к этому человеку. Было в нем что-то русское, возможно, его речь без акцента вызывала доверие. Было также в нем и восточное – смуглая кожа, темные волосы, крепкое телосложение, которое было видно из-за промокшей рубашки. Стало неловко от того, что она его так пристально разглядывала, но и он не опускал своего взгляда, а подобного рода наглость раздражала Ольгу.

«Да, что же он в конце концов о себе возомнил! Еще и советы дает!» – несмотря на то, что совет не был глупым или ненужным, она пошла наперекор.

– Вздор! – парировала Ольга, цепляясь за уздечку коня, которому, правда, не слишком хотелось выходить из стойла. Конюх же поил другого коня, который жадно эту воду пил. Обидно так же, что он нисколько не обратил внимания на ее слова. Нет, она обязана была поставить на место этого конюха. Если бы разум ее не был отуманен гордыней, то она не стала бы устраивать скандалы с каким-то недостойным ее внимания человеком. Сыграла свою роль одна нехитрая истина – лучшая защита – это нападение.

– Почем тебе знать, что лучше будет для меня? А коли тебе страшно, так не делай меня за то виноватой! – у нее получилось все же вывести коня из стойла, он встрепенулся, но пошел за ней, кажется, общий язык нашли. Стоило бы запрыгнуть на коня позже, но ей хотелось бравады перед конюхом, который уже стоял у выхода, а потому она довольно ловко вскочила, тихим шагом направила коня к выходу. – И почисти стойло к нашему возвращению, – высокомерно добавила она и отправилась на свою весьма раннюю утреннюю прогулку.

Никогда не вступайте в спор с женщинами! Собственно, Александр и не собирался, а она отчего-то возомнила, что он непременно хочет с нею пообщаться. Ему показалось смешным и забавным, что она приняла его за конюха, впрочем, вид у него был, конечно, недостойным и в некотором роде даже неприличным. Однако улыбка быстро сошла с его лица, когда вновь послышался ее голос.

Он успел разглядеть в ней ее необычную красоту. Она не была похожа на тех девушек, которых обычно предлагали ему в качестве невест – кожа была по-модному бледной, но не из-за белил или отсутствия солнца, а из природных особенностей. Рыжие женщины обычно и не были смуглыми, им не шла эта смуглость. Карамельный цвет кожи больше подходил восточным девушкам-черкешенкам, татаркам, но эта рыжая была белёсой, почти прозрачной. Взгляд был такой ясный, где-то детский, но прямой и смелый. Это удивляло его, поскольку девушки обычно прятали свой взор под пушистыми ресницами. Лицо было округлое, упитанное, она не должна была быть частой посетительницей врачей. Наверное, при свете дня щеки наливались ярким румянцем. Она ему понравилась своей внешностью, но стоило ей только начать говорить, как ему тут же стало противно.

Какой высокомерный тон, какие резкие слова, какое снисходительное обращение. Можно было бы оправдать ее тем, что она говорила с прислугой, но Александр такого себе не позволял. Он всегда говорил элементарные слова вежливости: спасибо, пожалуйста, простите – вне зависимости от того, к кому обращался. Эта рыжая бестия явно любила привлекать к себе внимание, любила поклонения своей персоне, и вот таких представителей дворянства он не любил. Нельзя сказать, что он был за равноправие, но он был против унижений и оскорблений людей. Ведь в первую очередь – все мы люди, а уж потом дворяне и конюхи.

Он сплюнул на землю, когда она ускакала вперед. Вышел за нею на улицу. Где-то вдалеке брезжил рассвет, а с другой стороны надвигались огромные черные тучи, каких Александр давно не видывал уже. Они пугали, но он злорадствовал тому, что эта девчонка сейчас попадет под жуткий ливень. Он вернулся в конюшню, где лошади были в сильном беспокойстве, что даже конюх проснулся и прибежал.

– Ох. и буря намечается, барин…Вы бы в дом шли, а то сарай и развалиться может, – конюх проверял все ли в порядке, успокаивал лошадей. – Они же чувствуют…пугаются…давеча говорили, что землю трясти будет. такая сильная буря…вот, – нескладно повествовал конюх, а Александр меж тем задумался о судьбе рыжей и несносной девчонки, которая отправилась в путешествие. Ведь лошадь под нею также стала бы беспокоиться.

– Куда ж Вы, барин?! Эх, барин… – успел только махнуть рукой конюх, как Александр уже ускакал на своем и без того уставшем коне вслед за рыжей.


* * *





Конец ознакомительного фрагмента. Получить полную версию книги.


Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=66415870) на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.



Если текст книги отсутствует, перейдите по ссылке

Возможные причины отсутствия книги:
1. Книга снята с продаж по просьбе правообладателя
2. Книга ещё не поступила в продажу и пока недоступна для чтения