Читать онлайн книгу "Контекст"

Контекст
Рон Полборн


Находясь в потоке информации, можно либо попытаться понять что-то или просто принять то, что кто-то когда-то создал. Или пропустить мимо себя. Контекст предлагает ускоренное и легкое восстановление определенности, после того, как новая информация ее разрушит. Остается только удивляться тому, что кто-то пытается не следовать за контекстом, а понять то, что происходит.





Рон Полборн

Контекст



Инсталляция – установление сущности одного через сущность другого



Книга вторая

КОНТЕКСТ



Господи боже, да какое мне дело до законов природы и арифметики, когда мне почему-нибудь эти законы и дважды два четыре не нравятся?

Ф.Достоевский




1. Порядок


человек может быть сделан только из того, о чем ему говорят, что он есть, или из того, что делают с тем, что он есть… Это мир, в котором пережитые события становятся независимыми от человека… Это мир, где все "случается", происходит, однако без того, чтобы это было с кем-то, без кого-то, кто мог бы за это ответить. (Bouveresse J.)



Порядок есть всегда, везде и во всем. С ним встречается субъект входя в социум. Даже тогда, когда нам кажется, что он совершенно отсутствует. Возможно потому, что это не наш порядок и мы не понимаем его происхождения и существования. И остается либо примириться с этим порядком, сосуществовать с ним, либо пытаться его переделать под себя, создать свой порядок, который может казаться порядком только нам самим.

Зачастую тот, кто пытается навести свой порядок, уверен – только он является верным, удобным, логичным, рациональным и т.п., напрочь забывая о том, что этот порядок лишь привычка, которая только представляется удобством. И тогда порядок превращается в своеобразный закон-требование, подчиняющее себе, что вовсе не делает его исполнение обязательным для всех остальных. Субъект вполне способен преодолеть чужой порядок и яро защищать свой собственный, выделяя в нем самое главное, утрата чего делает его положение неуверенным, неопределенным и уязвимым. В рамках своего порядка – контекста – субъекту комфортно и выгодно, и крайне редко он отказывается от него, … для того, чтобы потом вновь возвратится в свой собственный контекст.

Порядок – это совокупность виртуальных, зафиксированных в сознании требований, на социальном уровне – в общественном сознании, на государственном уровне – законодательно, предъявляемых субъекту для их поведенческого исполнения. При этом поведение понимается только как реагирование на условия существования, тем самым превращая порядок в набор предписаний о том, как следует себя вести, что следует делать, а что нет в тех или иных ситуациях, как оценивать происходящее в категориях «хорошо-плохо», «правильно-не правильно» и т.п. Обычно он достаточно четко осознается субъектом, который пытается следовать за подобными предписаниями хотя бы для того, чтобы сохранять определенность, взаимодействие и взаимопонимание с окружающим миром. Зачастую это ему вполне удается, прежде всего потому, что выгодно всем, требует минимальных энергетических затрат, позволяя сохранить некое движение «по порядку», не делая дополнительных затрат по отслеживанию неизменной ситуации. Например, так субъект реагирует на погоду, и когда прогнозируют дождь, он берет с собой зонт, а когда светит солнце вполне «обоснованно» использует солнечные очки. Не надо думать и можно вести себя по принятому порядку реагирования.



В то же время, порядок для субъекта вполне комфортен, т.к. он содержит в себе убедительную иллюзию свободы, которая определяется возможностью «делать так, как хочется», вот только это «делание» всегда оказывается во вполне конкретных рамках существующего порядка, иначе окружающие сначала «мягко», а затем все в более жесткой форме, укажут на нарушение существующих правил и норм.

Ощущение подобной «свободы» сообщает субъекту некую независимость от порядка, делая любой порядок как бы не обязательным для исполнения. Он практически не чувствует свою зависимость от него и свободно обращается с его требованиями, которые скорее выглядят как пожелания и обещания комфорта и понимания. Однако порядок связан с интересами других и моментально предстает перед субъектом, как реальное ограничение его свободы, если его поведение «покушается» на эти интересы. Порядок требует подчинения, а его несоблюдение почти мгновенно вызывает наказание. Именно так могут выглядеть «разборки» в семье, когда кто-то нарушает установленный порядок. И тогда «вдруг» оказывается, что «свобода» внутри порядка всего лишь виртуальна, а порядок обязателен для исполнения, достаточно жестко ограничивая субъекта в формировании его взаимодействия с воспринимаемой действительностью.

Порядок становится контекстом, когда его смысл – это его соблюдение, а требования – жесткими границами поведения. В этот момент «столкновения» субъекта с порядком почти сразу наглядно и убедительно проявляется его действительное отношение к так называемой «свободе», независимости, праву на «личное пространство» и т.п. Обычно субъект, пусть и с неохотой, соглашается с неким компромиссным, как он считает, вариантом, сохраняя свое положения в социуме и избегая конфликта. Каждый по-своему пытается обосновать это свое согласие, скорее всего пытаясь оправдаться в том, что для него свобода не является чем-то доминирующим. Впрочем, он способен и на некие «революционные выступления» – бунт против порядка, отстаивая свои права на «свободу», в виде «куда хочу, туда и кладу свою зубную щетку».

Соблюдение требований порядка становясь его сутью, превращает порядок в контекст поведения субъекта, и… в этот момент контекст становится объективной необходимостью следования за ним. Более того, контекст приобретает качество истины. Это кажется невозможным, парадоксальным. Действительно. Как же так, установленный человеком-социумом, установленный здесь и сейчас, и достаточно легко трансформируемый в зависимости от изменившихся условий существования порядок вдруг оказался объективной необходимостью, истиной. Но именно так и происходит. Просто для субъекта, находящегося в обстоятельствах этого порядка, не имеют особого значения исторические предпосылки и историческая судьба любого порядка. Требования здесь и сейчас вот актуальность и вот значимость, и они требуют их соблюдения или …сопротивления им и субъект … вынужден подчиниться. И тогда взаимодействие субъекта с социумом есть превращение объективной истины порядка в субъективную истину субъекта. Эта трансформация и сообщает контексту власть над субъектом.

Порядок – это набор требований – как надо и как не надо. Если эти требования взаимосвязаны и взаимообусловлены, так сказать, выступают в единстве в системе, то устанавливается жесткий порядок, обычно воспринимаемый и называемой как несвобода. И это при том, что в рамках этого жесткого порядка существует почти абсолютная свобода существовать и действовать в соответствии с системой требований. И, конечно, порядок, как система требований, непременно имеет смысл, которым этот порядок и оправдывается. Хозяйка следит за порядком вещей на кухне, зная, где, что лежит, тем самым облегчая себе свою работу. И она не назовет это несвободой, в то время, как любой другой на этой кухне будет, возможно, удивлен существующим на ней беспорядком.

Порядок одного есть беспорядок другого. Такой беспорядок является порядком другого, того, кто его создал, кто видит в этом беспорядке свой смысл, который может быть тайной для всех остальных. Настоящий беспорядок там, где нет смысла и нужно приложить усилия для того, чтобы его там обнаружить или создать. Так мы не видим смысла в действиях муравья до тех пор, пока не обнаружим его с кусочком листа, который он тащит в свой муравейник.

Но смысла нет в абсолютном беспорядке – в хаосе, в системе элементов, между которыми нет и не может быть длительных связей и взаимодействий. Конечно, эти связи и взаимодействия между элементами хаоса устанавливаются, но это всегда только в супер здесь и супер сейчас, мимолетно и без существенных последствий. Элементы хаоса не в состоянии создавать какой-либо смысл и вновь оказываются самостоятельными и, как кажется, абсолютно свободными. Именно такой хаос можно наблюдать в действиях больших и неуправляемых порядком групп людей, которые объединены вот этой ситуацией и в вот в это время, объединены лишь кажущимся единством с готовностью тут же распасться. Любая революция на этапе движения масс и есть такой хаос «бессмысленный и беспощадный», способный только разрушать уже потому, что у него нет своего созидающего смысла.

Впрочем, с некоторых пор разработана и технология управляемого хаоса, в основе которого лежит его видимые бессмысленность и неуправляемость, за которыми скрыт вполне конкретный умысел управляющего – разрушить существующий порядок. Но и это не главное. Основная задача технологии управляемого хаоса заключается в разрушении того смысла, который был заложен в существовавшем порядке. Только в этом случае этот порядок не сможет восстановится или же его восстановление потребует значительного времени. Вот только кроме разрушения технология управляемого хаоса ничего в себе не несет. Она не способна предложить иной вариант и социум обречен длительное время искать свой путь после затянувшейся оранжевой революции.

Субъекту о требованиях поведения сообщает его социум, который требует от него выбора – принимать их или нет. При этом не столь важно, согласен он с этим порядком или нет, считает его «правильным» или излишним и т.п. Для субъекта эти требования «порядок вещей» и он либо соглашается с ним, если от этого зависит достижение значимых целей или отказывает следовать этому порядку, жертвуя комфортом и безопасным существованием. Так, например, если он хочет работать на фирме, то должен соблюдать рабочий дресс-код. Для него этот порядок и есть объективная истина. Он относится к ней, как к некой данности, тот контекст в котором он вынужден существовать и который он не может просто проигнорировать. Субъект помимо своей воли погружается в этот контекст, как бы становясь частью его и этот контекст-порядок становится его субъективной истиной. И вот уже этот контекст начинает доминировать и управлять и последующими интерпретациями, и поведением, становясь порядком, требующим исполнения.




2. Включение


Стена Неведения несокрушима, ибо не нами возведена.

П.Сэлфинг



Казалось бы, все просто. Существует некий порядок или, проще, какие-то правила, и субъект должен включиться в их исполнение. При этом ему гарантируется свобода его действий – «делай все, что ты хочешь» – но в рамках этих правил. При этом также гарантируется и «понимание» со стороны всех тех, кто уже принял к исполнению эти правила, гарантируется и твое право предлагать и участвовать в принятии новых правил. Оговаривается и то, что всякое неисполнение принятых правил или же поведение по иным каким-то правилам будет вызывать не понимание, а затем и преследование в той или иной форме. Всем недовольным и несогласным предлагается покинуть социум с его правилами и создавать где-то там, в ином месте, свой собственный, с любыми иными правилами.



2020 год. ФРГ. Канцлер объявляет о новом порядке в работе государственных организаций и частных предприятий, о требованиях к поведению граждан из-за пандемии. Контекстом становится максимальное предупреждение заражения новым вирусом с требованием соблюдать необходимые требования.



Действительно просто, исключительно просто, просто до примитивности. Может быть поэтому и невозможно для практического применения. Вернее, возможно, что подтверждает история, для короткого исполнения в отдельном регионе с весьма драматическими результатами и последствиями. В основе предлагаемого порядка почти всегда лежит animals ratsionale – животная рациональность, которая способна оправдать любые его, порядка, требования. Но для этого следует в содержание порядка вложить некий смысл, и тогда каждому становится «понятны» причины такого нового порядка.



Гитлеровская концепция полного переустройства германской общественной жизни в соответствии с нацистским мировоззрением. Выступая в июне 1933 перед руководством нацистской партии, Канцлер Третьего рейха заявил, что "динамизм национальной революции все еще существует в Германии и что она должна продолжаться до полного ее окончания. Все аспекты жизни в Третьем рейхе должны быть подчинены политике "гляйхшалтунг". На практике это означало формирование полицейского режима и установление в стране жесточайшей диктатуры. Энциклопедия третьего рейха



Однако происходит любопытная метаморфоза. Как только субъект обнаруживает в существующем порядке смысл, а это всегда рациональный, читая, выгодный, смысл, так сразу этот порядок превращается в … контекст, который как бы ликвидирует этот порядок. Его уже нет, остается только контекст-смысл, т.е. что-то абстрактное, неконкретное, но требующее следования за ним. Порядок скрывается в контексте и за контекстом, тем самым «снимая» свое управляющее воздействие. Ведь порядок откровенно требует подчинения, в то время как контекст этого явного подчинения не требует. Субъект не любит порядок, особенно навязанный ему, но уважает смысл, особенно если он ему выгоден, удобен, комфортен.

Принимать порядок – это знать о нем, учитывать его, иметь определенное к нему отношение. Его можно соблюдать, но его можно отвергать и даже сопротивляться, бороться с ним. Но нельзя просто игнорировать. Большинство принимает порядок, предлагаемый социумом, включается в него, т.е. следует за теми требованиями, которые собственно говоря и составляют этот порядок. После такого включения порядок становится управляющим.

Заключенный в контексте порядок также управляет субъектом. Но не своими требованиями, а тем смыслом, который в нем заложен. Смысл порядка в нем самом, в его соблюдении, в то время как смысл контекста, его главное содержание, в значимости всех входящих в него правил, запретов и разрешений, традиций и законов. Включаясь в контекст, субъект, с той или иной степенью добровольности, принимает логику и последовательность его смысла, соглашается следовать за ним, делая его в значительной степени своим, собственным. И, возможно, это и есть самое главное отличие контекста от порядка – контекст «говорит» субъекту вот это и есть смысл твоего существования, твоих действий и тем самым определяет, практически гарантирует, так сказать, «правильное» понимание всего того, что есть в контексте. При этом субъекту внушается – он свободен в своем понимании действительности, в его отношении к ней – это его личное, индивидуальное понимание.

Даже тогда, когда субъект подозревает наличие некоего управляющего воздействия со стороны контекста, он скорее всего попытается «забыть» о своих догадках, считая, что эффективность и результативность его использования компенсирует подчинение этому управлению. Результатом включения субъекта в предлагаемый ему контекст является установление соответствия между тем, что он знает, в чем он убежден и чем руководствуется при принятии решений и, тем новым смыслом, который содержится в контексте.

Вот только субъект ни о каком таком контексте вообще не думает. Он не определяет какой-то там контекст, а стремится как можно быстрее отреагировать на поступающие к нему сообщения об изменяющихся условиях существования, т.к. скорость реагирования определяет эффективность реагирования и, следовательно, эффективность адаптации. И только потом, во вторую очередь, он может подумать о совершенных действиях, чаще всего тогда, когда остался недовольным ими. В этом случае он попытается определить какие его действия не соответствовали условиям, что он не учел, что недооценил, не верно понял и т.п. Это и означает его непопадание в контекст ситуации, что он и назовет – ошибкой. Но и в этом случае он включился в контекст.

Именно так, и не иначе. Ошибка для субъекта не в том, что он не «увидел» контекста, не распознал его в сообщении, а в том, что не верно отреагировал на информацию об изменившихся условиях. И это становится для него спусковым моментом последующей череды ошибок в виде неверных решений и сделанных выборов – принцип – максимально быстрого реагирования – может приводить к принципиальным ошибкам, когда «поспешишь – людей насмешишь».

Преодолеть причину такой ошибки мы не можем. Это связано с тем, что любое реагирование является автоматической реакцией на раздражитель. Так, мы гладим ушибленное место или отдергивает руку от горячего. При этом не интерпретируя поступающую информацию, а включаясь не в ситуацию, а в собственные ощущения и потому ошибаемся, считая причиной не свои действия, а огонь или молоток. Это потом, пытаясь интерпретировать происшедшее, может быть что-то сможем понять.



Не реагируйте, а интерпретируйте.

П.Сэлфинг



Это наглядно видно на примере изменяющейся ситуации и той интерпретации, которую осуществляет субъект. При этом для него вполне достаточно интуитивного ощущения контекста складывающейся ситуации и, в случае удачного угадывания, он вполне удовлетворяется полученным результатом. При этом заявляет: «Я все понял. Теперь мне все ясно.» И уже совершенно необязательно идти дальше и определять, в каком контексте что-то было понято и … понято ли? То «понимание», которое складывается в результате интерпретации информации о ситуации, называется им убедительной правдой для самого себя, и прежде всего потому, что такая правда способна восстановить очевидную определенность его существования.

И, конечно, субъект вовсе не беспокоится относительно того, откуда приходит информация о ситуации, кто ее готовил и зачем формировал тот контекст, в который ему предлагают включится. Он может сомневаться в поступающих к нему сведениях, их полноте, соответствии действительности. Ему может «что-то не нравится», «что-то быть непонятным», вызывать вопросы и т.п. Это хорошо известно тем, кто готовит ту информацию, которая призвана сформировать будущий контекст. Они пытаются создавать внешне «жесткую» последовательность такой информации, а ее содержание обязательно соответствует единому замыслу, и ее отдельные элементы взаимосвязаны и «вытекают» один из другого. Разработчик, зная, что субъект все равно будет задавать вопросы, действует на опережение, включает в информацию о ситуации элементы неопределенности необходимо вызывающие дополнительные вопросы и готов предложить заранее подготовленные ответы.

Профессионально разработанный контекст как бы ведет субъекта по своим смысловым лестницам от одного смысла к другому, не позволяя ему остановится и четко, однозначно определить их. Контекст, провоцируя на нужные вопросы, практически сразу предлагает соответствующие ответы. При таком подходе почти гарантированно управление той интерпретацией, которую осуществит субъект, и которая непременно приведет его к нужным выводам. В результате субъект обязательно включится в контекст, фактически предоставив свое понимание любой ситуации в послушное управление.

Специально разработанный контекст представляет собой «лестницу смыслов», следуя по которой субъекту кажется, что он все более точно и ясно понимает происходящее, осознает ситуацию, устраняя всякие сомнения в практически абсолютной истине своих выводов. Именно так построена информационная система любой «оранжевой революции», контекст которой построен на абсолютных неоспоримых истинах, которые, однако, чаще всего не соответствуют реальной ситуации. Можно выбрать истину – «необходимо преодолеть коррупцию», и далее двигаясь по «лестнице смыслов» довести эту истину до ее «логического» завершения – преодолеть коррупцию через разрушение существующей системы управления. При этом никто не может выступить против борьбы с коррупцией, вот только вывод о необходимости разрушения системы управления далеко не очевиден. Однако при профессиональном подходе вполне реально «привести» субъекта к выводу о именно такой «необходимости».

Иначе происходит включение субъекта в контекст, который сформировался не по заказу, а по внутренней логике развития условий существования. Это контекст конкретной жизненной ситуации, которая постоянно меняется так быстро, что трудно определить ее контекст и невозможно зафиксировать смысл происходящих изменений. И тогда очевидным кажется следующее – смысл в самих изменениях и надо только соответствовать этим изменениям. Однако каждое изменение имеет свой смысл и «лестница этих смыслов» также «ведет» субъекта, который может, так сказать, «потерять себя», будучи уверенным в необходимости постоянной адаптации. В результате можно окончательно утратить смысл своего существования, своего пребывания в жизни, своей уникальной индивидуальности. А управляет поведением субъекта, его решениями и действиями социум, который для субъекта, в этом варианте, представлен в виде толпы. Это наглядно проявляется в виде организованных массовых мероприятиях протеста, в которых субъект постепенно перестает «принадлежать» самому себе, полностью переходя под управление толпой.

Однако субъект обладает изначальной способностью разрабатывать собственный контекст …, который всегда привлекает обещанием достойной самооценки, оправданием сделанного и предвкушением будущего. Вот только иметь собственный контекст, «свое суждение» (А.Грибоедов), тот контекст, к которому пришел сам, через собственное понимание, свой и чужой опыт, позволяет себе не каждый. Такой контекст нужно постоянно отстаивать, доказывая и его истинность, и соответствие самому себе, себе подлинному. Вот только – кто ты есть подлинный, остается для большинства так и неразрешимой загадкой. Да и сам субъект не уверен в том, что знает себя подлинного.

Впрочем, большинство не очень обеспокоено всем этим, предпочитая не задумываться о том, как воспринимается окружающий мир и почему он оценивается так, а не иначе. Страх «потерять» самого себя, свою индивидуальность и свой смысл жизни, быстро… проходит, почти сразу после его … столкновения с другим страхом – страхом неопределенности. Невозможность предугадать последствия принимаемого решения или сделанного выбора делает для субъекта предпочтительным включение в те смыслы, в тот контекст ситуации, который предлагается ему социумом. Пусть и в этом положении он не уверен в будущих последствиях, вот только ответственность за них уже не его ответственность, а ответственность социума или самой ситуации. И тогда все просто – не я такой, а жизнь такая.




3. Истина


Ты всегда из прошлого. Лишь иногда из будущего. И никогда из настоящего.

П.Сэлфинг



В разговорной речи слово контекст не относится к разряду популярных. Обычно оно употребляется в сочетании с другими словами – социальный контекст ситуации, контекст сообщения, контекст выступления и т.п., как будто существуют различные контексты, существенно различающиеся между собой. В действительности контекст следует понимать, как виртуальный доминирующий смысл сообщения, обозначающий его значимость и определяющий реагирование на него. Каждый предмет, процесс, явление сообщает о себе. Это мы думаем, что видим, слышим, чувствуем. Но о себе нам сообщает сам предмет, предлагая свои параметры, размеры, форму, запах и т.п. И в этом сообщении он указывает на свои значимые характеристики, параметры, качества и даже те требования, с которыми нам приходится считаться. Горячее, твердое, ядовитое, колючее и т.п. Набор этих характеристик, тех качеств, с которыми субъекту приходится считаться и обуславливает порядок обращения с этим предметом, процессом, явлением. Не стоит играть с диким медведем, нельзя игнорировать открытый огонь и следует обходить болото стороной. Этот набор в своей совокупности и есть контекст предмета, явления, процесса, его совокупный смысл.

Причем каждый предмет (процесс) обладает несколькими смыслами. Так, в топоре дровосек «увидит» средство для своей работы, философ – символ диктатуры, антрополог – результат прогресса человека, воин – оружие, палач – … И это при том, что для каждого это один и тот же топор, с одними и теми же его деталями, элементами, характеристиками. Этот совокупный смысл каждый «собирает» для себя сам, как пазл, мозаику, и это понимание и становятся той основой, обобщенной идеей, которой каждый элемент этого предмета в отдельности не обладает. Этот смысл искусственный, виртуальный, возможный, но не мертворожденный. Именно поэтому контекст способен управлять поведением субъекта и осуществляемой им интерпретацией информации.

Каждый элемент сообщения о предмете, например, вес топора, его острие, форма и т.п.) имеет свой собственный смысл. И смысл этого элемента при определенных обстоятельствах может становится доминирующим, создавая свой контекст. Так острое лезвие делает топор ножом, а от веса топора зависит его способность колоть дрова. Но в то же время каждый смысл каждого элемента способен поддерживать значимость другого смысла, делая его доминирующим, что, например, делает топор именно топором, а не ножом или еще чем-то. Этот обобщенный смысл и есть контекст этого предмета, явления, процесса.

Именно поэтому контекст, фактически управляя результатами восприятия, позволяет субъекту быть достаточно самостоятельным и в этом восприятии, и в своих действиях по включению в контекст. Контекст способен стать для субъекта «единственным управляющим» только в своем максимальном развитии, когда контекст становится контекстом-идеей, которые способен превратить субъекта в своего фанатика, полностью подчиняя и его восприятие, и понимание, и поведение. Возможность формирования такого контекста-идеи связана с тем, что поступающая к субъекту информация об этом контексте по своему объему, количеству смыслов и возможных логических их построений, значительно превышает возможности субъекта «переработать» весь этот объем.

Информация, содержащаяся в контексте, всегда избыточна для субъекта. Она предоставляет субъекту так любимую им свободу – понимай как хочешь, толкуй по-своему, определяйся исходя из своих приоритетов и т.п. И субъект предпочитает не осознавать, что всякая информация может быть им воспринята только в соответствии с каким-либо контекстом, не важно созданным заранее по заказу социума, либо сформированного самим субъектом, в соответствии с имеющимися у него смыслами.

Социум не очень заинтересован в такой самостоятельности субъекта и потому целенаправленно предлагает субъекту информацию в виде специально созданных контекстов, пакетов из различных смысловых блоков, с заранее просчитанными результатами их восприятия. Разнообразие таких блоков, их количество создает видимость информационной избыточности, которая и формирует впечатление свободы восприятия.

Пожалуй, типичным примером может служить контекст-идея – коррупция, о которой кажется все известно всем и при этом каждый имеет свое представлении о том, что это такое. Складывается впечатление, что социум сознательно или нет, предлагает каждому такое обилие информации о коррупции, чтобы позволить каждому сформировать свое понимание, причем каждое понимание хорошо «укладывается» в единый контекст – коррупция.

Но главным условием включения субъекта в контекст является внушаемое контекстом субъекту ощущение объективной истинности. Причем эта объективная истинность предстает перед субъектом в свое самой большой убедительности – достоверной необходимости – реальности. Конечно, сам по себе контекст не может быть ни истинным, ни ложным. Он всего лишь совокупность смыслов сообщения, своеобразная точка зрения, с позиции которой субъекту предлагается понимать те или иные сведения. Субъект «работает» с контекстом, пропуская информацию через свои матрицы интерпретации, сопротивляясь его давлению или полностью ему починяясь.

Однако созданный контекст, и, тем более, собственный контекст, т.е. контекст в который субъект включился, может управлять им только в том случае, если он вызывает уверенность в своей истинности. И в этом проявляется парадоксальность контекста – он истинен для субъекта только тогда, когда рационален – контекст должен «работать» и обеспечивать решение практических задач. Рациональность повседневного опыта, определенность получаемых результатов доказывают субъекту возможность использования того или иного контекста. И достижение результатов становится основой веры субъекта в контекст, в то, что он не ошибается. Контекст такой верой субъекта объективируется, т.е. превращается в объективную, а в восприятии, неуправляемую, реальность.




4. Вера


Безразличие к тебе не есть твоя свобода от других. Это их свобода от тебя. Безразличие к другим есть твоя свобода от себя.

П.Сэлфинг



Субъекта постоянно «подводит» непосредственная очевидность его личного, индивидуального опыта. Именно он подтверждает истинность результатов восприятия и как трудно усомниться в том, что небо голубое, а трава зеленая, облака белые, а море синее. Субъект так видит и не хочет отказываться от такой «своей истины». Он предпочитает верить в свое восприятие, в результаты своего понимания. И он пытается понимать, даже подозревая, что проникновение в сущность воспринимаемого принесет ему не определенность знания, а неопределенность новых многочисленных вопросов.

Он верит и информации, которая расширенным потоком устремляется на него, как из средств массовой информации, так и из средств массовой коммуникации. Да и трудно не поверить тому, что говорят отовсюду и тут же многократно повторяют, тем более, что делают это самозабвенно и виртуозно и не для того, чтобы обмануть, а для того, чтобы просто себя продемонстрировать и, иногда, чтобы сделать своим сторонником. И субъект верит, тем более, что верить так хочется.

Субъект не думает о том, что такое вера, что она является результатом всего лишь предположений и становится основанием для новых предположений, тем самым укрепляя саму себя. Предположению легко поверить уже потому, что оно так эффективно компенсируют незнание и непонимание. Он с готовностью предполагает и то, что заложенный в сообщении смысл соответствует реальности, что он отражает предназначение существования и функционирования того или предмета, или ситуации, и потому он может быть взят в качестве доминирующего основания для принятия решений. Он хочет в это верить и верит в это, перенося эту свою веру на собственные решения, будущие результаты и последствия.

Конечно, это не вера, а скорее доверие. Но субъекту ничего не остается делать, как верить (доверять) самому себе. Ничего иного кроме веры у него и нет…, если он не займется познанием сущности происходящего. Но куда проще и комфортнее поверить, и субъект пытается не осознавать, а действовать по направлению к максимальной определенности и комфорту. Тем более, что эта вера ни к чему собственно говоря его не обязывает и … в любой момент можно отказаться от этой веры и кардинально изменить свое отношение. Легко поверить контексту сообщения о действительности – мир прекрасен – точно также как легко и отказаться от этой веры и тогда – мир ужасен. И это не изменчивость субъекта, а легковерность контекста.

Это ничуть не умоляет значимость веры, как непременного элемента познания. Субъект выбирает веру, косвенно демонстрируя свое неверие себе, своим возможностям истолковывать воспринимаемый мир, контексту, в котором заключен смысл получаемой информации. Он очень хочет определенности, которую связывает с покоем и возможностью не принимать решения, и потому готов верить во все, что сулит эту определенность. Вот только такая вера может дать ему только надежду на то, что он не ошибется и поступит так, как надо. Вот только кому надо, что бы он делал то, что надо?!

Контекст обладает исключительной особенностью – он одновременно существует, пока в него верит субъект, и формирует его веру, причем его индивидуальную веру. Это выглядит парадоксально, но становится понятным если вскрыть ловушку любого контекста, который «создается» самим субъектом для самого себя с помощью другого, но также собственного, контекста. Все очень просто.

Субъекту поступают сведения о предмете (процессе) чаще всего в виде сообщения, т.е. каким-то образом объединенных, скомпонованных данных, характеристик этого предмета. Ни в одном сообщении контекст в явном виде не представлен. Нет прямолинейного указания – контекст этого сообщения такой-то. Субъект выделяет значимые сведения, превращая их в информацию, которую интерпретирует и определяет ее смыслы, среди которых выделяет наиболее для себя значимый, т.е. выводит контекст, как бы становясь его автором. Но все это он делает с использованием уже существующих у него и сформированных ранее контекстов, что и позволяет ему верить в истинность результатов. Кроме того, он не сомневается – все результаты получены исключительно им самим, на основании истинных ценностей подтвержденным личной практикой.

При этом субъект почти всегда игнорирует саму возможность управления им теми смыслами, которые он обнаружил в сообщении. Он слишком занят сообщением, его содержанием, тем, что с ним следует делать и как реализовать результаты своего понимания. Причем в его размышлениях нет никакого упоминания о вере, которая, на самом деле, присутствует в виде принятия сообщения как истинного. В самом начале получения сообщения он еще может сомневаться в его истинности, но… Эти сомнения быстро отбрасываются с помощью… уверенности – «я все понял, я не могу ошибаться, т.к. в сообщении есть то, что я уже когда-то понял и получил подтверждение этому пониманию …».

После вывода субъекта о том, что он «понял», возникает вера в это понятое, вера в истинность собственного понимания – кто-нибудь видел человека, который бы не верил в истинность своего понимания?!– либо ты понял и тогда это истина, а истины нет только в том, что ты не понял. И разрушить эту истину трудно, т.к. подобное разрушение связано уже не с самим предметом, а с феноменом веры, когда разрушается не вера в истинность информации о предмете, а сама вера. Ну а если сомнения остаются, то они рассеиваются специальным подбором аргументов, фактов, доказательств, ссылок на авторитет и т.п., которые любезно предлагает собственная память.

Вера субъекта в истинность обнаруженного им контекста в значительной степени зависит от источника поступающей информации. Это может быть кто угодно, сам субъект, профессионал, действующий по заказу, кто-то, движимый ему одному известными мотивами. Но всегда критерием истинности понимания окружающей действительности будет … само понимание, уверенность субъекта в том, что он понял. Все. Круг замкнулся – признание истины за ее пониманием, которое истинно благодаря предыдущему пониманию.

Правда, такой критерий требует своего постоянного подтверждения, ведь действительность постоянно изменяется и предлагает все новые смыслы и их комбинации. И вот уже то, что вчера считалось совершенно и однозначно понятным, сейчас становится не понятным или понятным совершенно иначе. Вместе со смыслами меняются и контексты, которые также требуют своего подтверждения.

Одни только контексты-идеи не изменяются. Например, идея толерантности является результатом происходящих социальных процессов и одновременно становится контекстом понимания субъектом этих процессов и формирования его отношения к ним, в рамках которого он принимает решения, действует и воспринимает результаты и последствия от этих действий. В истинность этого контекста-идеи субъект несомненно верит, и она практически не способна его разочаровывать. А социум стремится поддерживать эту веру субъекта в когда-то обретенный контекст-идею, что делает в том числе и с помощью ритуалов, которые своим неизменным и постоянным повтором, призваны закреплять веру субъекта.

Одним из ярких примеров такого устойчивого контекста, требующего от субъекта веры, является идея – «американская мечта». Она предлагается каждому уже не как ценность, определяющая его отношение к реальности, а как руководство к действию – «ты должен верить в то, что можешь добиться успеха, а страна тебе поможет».

Контекст-идея способна определять формирование смыслов существования субъекта, а, следовательно, и принимаемых им решений. Элита социума всегда будет бороться за «послушного субъекта» с помощью именно таких контекстов. Для этого необходимо убедить субъекта в том, что получить истинные результаты от интерпретации поступающей информации, можно только с помощью такого контекста.




5. Функции – Задачи


высвобождение приданного нам в заданное нам.

М.Хайдеггер



Банальность выражения «за все надо платить», отнюдь не отменяет его соответствия реальности. И «платить» приходится. По-разному. Хорошо, когда «платишь» и знаешь за что. Хорошо, когда «платишь» сразу, и не приходится когда-то гадать, «за что мне это?» и, конечно, хорошо, когда размер платы, по крайней мере по твоему мнению, соразмерен совершенному когда-то. Но лучше всего, когда «платишь» сразу и знаешь, «платить» придется не только за грехи, но и вообще за все сделанное и не сделанное. И даже тогда, когда плата за сделанное добро кажется совершенно несправедливой и необоснованной. Хорошо, когда четко и однозначно осознаешь, и примиряешься с этой необходимостью.

Способность определять контекст сообщения дана субъекту как дар, а то, насколько он точно делает это, зависит от развития им такого дара. Но эта способность требует от субъекта не только ее максимальной реализации, но и постоянного развития. Что возможно только тогда, когда субъект в полной мере осознает, что дар и есть своеобразное задание, которое он обязан исполнить хотя бы … ради самого себя. Иначе эта способность деградирует и разлагается, а субъект не выполняет своего предназначения.

В сообщении субъект самостоятельно определяет его контекст. Правда он это называет «пониманием». Вполне вероятно, что субъекту удастся определить именно тот контекст, который заложен в него его автором-создателем. Но это при том, что сообщение было создано настолько профессионально, что субъект почти наверняка должен именно его и определить. Конечно, существует возможность того, что субъект усомнится в таком своем открытии, и попытаться определить свой собственный контекст для данного сообщения. В любом случае основной функцией контекста является обеспечение «правильного» донесения смысла сообщения до субъекта, т.е. его «правильное» понимание.

Выполняя эту свою функцию, контексту все равно кто такой субъект, что ему надо, что он ждет от сообщения, насколько сообщение соответствует действительности и т.п. В этом контекст похож на вирус, который просто выполняет свою природную функцию и встречаясь с субъектом стремится внедрится в него захватывая все новое жизненное пространство. Но этот вирус и соблазняет своей определенностью и достоверностью.



Столкновение с неизвестным вызывает страх, замешательство и смятение; мгновенно возникает желание справиться с мучительным состоянием неопределенности. Основное правило: любое объяснение лучше его отсутствия… Итак, на поиск причины толкает страх. Вопрос «почему?» задается не из праздного любопытства, а ради получения определенного ответа, который успокаивает и приносит облегчение.

Ф.Ницше



Контекст – это однозначное и быстрое предложение субъекту смысла сообщения, «правильное» его «понимание», что означает только одно – доведение субъекта до «правильного» реагирования на сообщение. В данном случае «правильное» это –

– прогнозируемое,

– однозначное, не вызывающее дополнительных вопросов,

– окончательное, «закрывающее» проблему,

– вызывающее у субъекта ощущение определенности, комфорта,

– устраняющее сомнения субъекта,

– обладающее пролонгированным управляющим и контролирующим поведение субъекта воздействием.

«Правильным» может быть, как пассивное, так и активное реагирование субъекта на сообщение. Это зависит от тех целей, которые ставит перед собой автор сообщения. И если он добивается своей цели, то в этом и заключается прямое управляющее воздействие контекста.

Так правильным пониманием контекста сообщения об увеличении расходов на вооружение является стремление исполнителей власти к миру во всем мире. Не верным пониманием – стремление увеличить доходы корпораций, сохранить рабочие места, действовать с позиции силы.

Помимо этого, «правильным» понимание будет только в том случае, если оно не позволяет субъекту даже заподозрить наличие в сообщении какого-либо умысла, цели, по оказанию воздействия на него. Он не должен увидеть контекста, а только информацию в виде фактов, логики, предложений, рекомендаций, констатаций и т.п. Только в такой подаче информации субъект сможет чувствовать себя свободным, независимым и самостоятельно определить «свой» контекст сообщения. Таким образом устранив угрозу возникновения у субъекта подозрений относительно навязывания какой-либо позиции в отношении сообщения, достигается решение и другой задачи – программируются действия субъекта по реализации того, что он «понял» в сообщении.

Но и решив эту задачу, автор сообщения, конечно же, не собирается «отпускать субъекта на свободу». Принципиально важно на основе сообщения сформировать у субъекта технологическую карту его будущих действий по определению контекста в будущих сообщениях. Решение этой задачи позволяет обеспечить «правильное» понимание субъектом тех сообщений, контексты которых невозможно контролировать. И неважно, что субъекту, в соответствии с такой картой, разрешается понимать все именно так, как «надо», при этом восторгаясь ощущением своей полной свободы и индивидуальности.

Вовсе не обязательно, чтобы такая технологическая карта была похожа на пошаговую инструкцию, предписывающую субъекту набор действий. Она может позволять ему в каждом конкретном сообщении одновременно обнаруживать несколько вероятных контекстов, теряясь в их многообразии и уже не так … наслаждаясь собственной свободой. В возникшей ситуации необходимого выбора он должен принять тот вариант, который сочтет наиболее действительным. А наиболее действительным, очевидным будет тот вариант контекста, который ему уже знаком из предыдущих контекстов. Он выбирает подобное, что, конечно, не имеет никакого отношения к пониманию сообщения. Но «винить» он может только самого себя, ведь он сам, свободно и самостоятельно, совершает свое «восхождение» к контексту. Вот только субъект скорее всего обвинит кого угодно, заявив о том, что его обманули в очередной раз.

Конечный результат определения контекста – вывод субъекта – данное сообщение следует понимать «только так и никак иначе», что становится для него абсолютной и очевидной истиной, которая и остается для него единственным контекстом. Этот, кажущейся невозможным, результат на самом деле вполне естественен и закономерен. Он обусловлен тем, что определенный субъектом контекст находится не в самом сообщении (в сообщении содержатся смыслы), а является результатом его индивидуального понимания (интерпретации) этого сообщения и его смыслов, и потому есть его личная правда. Ну, а то, что субъект способен признать эту правду единственной абсолютной истиной, следует отнести к его непомерной гордыне, за которую он когда-нибудь непременно заплатит.

Впрочем, он действует вполне закономерно, в соответствии с принципом интерпретации – не позволяй себе интерпретировать результаты собственной интерпретации. Субъект знает, что нарушение этого принципа почти всегда приводит в «дурную бесконечность», когда результаты интерпретации можно интерпретировать до бесконечности. Если вовремя не остановится. В этом смысле контекст как раз и является тем самым ограничителем интерпретации, который позволяет субъекту (для него самого) вполне обоснованно прекратить интерпретацию и придать полученному результату статус истины.

Это связано с тем, что, помимо желания и воли субъекта, контекст несет в себе функцию одного из средств поддержания самосохранения и социума, и субъекта. Наличие у субъекта контекста позволяет ему существенно увеличить скорость восприятия и обработки информации, порой делая эти два процесса фактически автоматическими. Это проявляется, например, в таких его реакциях на информацию, как: «Я это уже знаю. Я это уже понял. Я это слышал.» и т.п. сделав такой вывод, вне зависимости от его соответствия реальности, субъект ускоряет собственную адаптацию к изменяющимся условиям, что позволяет ему принимать быстрые, пусть и реактивные, решения.

Да. Такие решения зачастую являются ошибочными, как раз из-за их поспешности, но, по крайней мере, здесь и сейчас, они кажутся субъекту необходимыми и верными. С помощью контекста субъект способен «перешагнуть» такой этап овладения информацией как понимание. По крайней мере, субъект уверен в том, что контекст позволяет сразу определить главное в информации – ее смыслы, и сразу приступить к принятию решений и действию. Может быть потом субъект осознает и то, что контекст не способен заменить понимание информации, а его использование не оправдано даже в ситуации «здесь и сейчас», когда актуальность ситуации оправдывает риск принятия неверного решения. Но это будет потом. А может быть и не будет.




6. Распознавание смыслов


Зло не компенсируется добром, а добро не нейтрализуется безнаказанностью зла.

П.Сэлфинг



в памяти запечатлевается определенная информация (импринт). … Именно импринты и условные рефлексы определяют, как человек воспринимает реальность. С помощью специальных техник человека можно ввести в состояние так называемой импринтной уязвимости, когда он становится повышенно внушаемым, и полностью его перепрограммировать. Создавая новые импринты и новые условные рефлексы, можно изменить систему представлений, сознание, восприятие реальности и модели мышления. Мозг как бы «переключается» и начинает работать иначе. Сознание человека изменяется и человек воспринимает лишь ту реальность, которую ему навязали. Начинается процесс автоматической фильтрации: сигналы, которые не вписываются в его новый туннель реальности, экранируются, а информация, которая хорошо увязывается с навязанной ему системой представлений, воспринимается как единственно верная.

Ю.Бородай



Наверное, один из первых, так сказать, «серьезных», вопросов, который задает себе и другим каждый молодой человек – «в чем смысл жизни?» Вопрос, кажется всем, только не ему самому, наивным и, так сказать, возрастным, т.е. из числа тех, которые возникают с возрастом и исчезают, почти безболезненно, очень скоро. Вот только исчезают, так и не получив ответа. Может быть поэтому этот вопрос возвращается уже потом и не один раз? А может быть потому, что вообще нет никакого смысла, ни в чем?

Смысл, осмыслить, мыслить, помыслить … , слова пользующиеся особым вниманием, кажутся непосредственно связанными с мышлением. И принято считать, что это так и есть. А далее предполагается, что есть восприятие и его отпечатки, в виде фактов, событий, данных и т.п., как продукты первого порядка. Он каким-то образом обрабатывается, превращаясь в информацию о действительности – продукт второго порядка. Затем информация осмысливается, наделяется смыслом или же смысл обнаруживается в информации, давая продукт третьего порядка – смысл. Взаимосвязывая смыслы субъект формирует контекст сообщений о действительности, как некое общее, смысловое представление – продукт четвертого порядка. На этом движение информации как бы заканчивается и субъект может действовать.



… все, что мы видим, находится в нашей голове.

Б. Фуллер



Как всякая схема, и эта также, носит весьма приблизительный и наивный характер, призванный лишь помочь понять формирование представлений о действительности. Впрочем, большинству этого бывает вполне достаточно. Для него куда важнее осознавать зачем что-то происходит, зачем надо что-то делать, в попытке найти ответ на вопрос: «А какой в этом смысл для меня? Что я получу от сделанного? Зачем мне это нужно?» И тогда становится понятным все то, что субъект называет бессмысленным – то, что не несет в себе пользы, никому ничего не приносит, пустое, бесполезное и потому не нужное.

Восприятие информации связано с определением ее смысла, того важного, значимого, что в ней заложено, того, что он сумеет увидеть, выделить и что соответствует его представлениям, потребностям, ценностям. И тогда смысл – то, что значимо для субъекта, не вообще для кого-то абстрактного, а именно и только для него, и потому каждый выделяет свой собственный смысл, фактически проявляя самого себя, демонстрируя собственные ценности; и еще – то, что субъект сумел выделить, т.е. то, к чему он был готов, что уже как-то знал, понимал и оценивал.

Это главное в информации и становится контекстом сообщения с его несомненной субъективностью и фактическим «отбрасыванием» всего остального, сколь бы значимым в действительности оно ни было. На этом этапе работы с информацией сформировавшийся контекст становится неизбежно субъективным, т.е. лишь отчасти соответствующим действительности.

Казалось бы, подобная субъективность должна снижать эффективность функционирования контекста, становясь причиной неизбежных ошибок субъекта при оценке ситуации в которой он находится и о которой «рассказывает» ему полученное сообщение. Однако субъект уже не может отказаться от сформировавшегося контекста, который определяет рамки работы с информацией, ее оценки и принятия решения. Мало того, контекст, и это, пожалуй, самое главное, наделяет смыслом все, что делает субъект и, в том числе, оправдывает, обосновывает, объясняет ему и окружающим его существование.

Смысл оправдывает существование, оправдывает действие и бездействие, решение и выбор, хотя бы тем, что «объясняет» субъекту зачем он должен, совершает или уже совершил то или иное действие. Это, отчасти, связано с тем, что смысл – это то главное, значимое, существенное что выделяет субъект здесь и сейчас. И не важно, является ли это выделенное, именно этот смысл, действительно главным и значимым в данный момент. Субъект сам наделяет что-то этой значимостью и, тем самым, «назначает» это смыслом, т.е. тем, чем он намерен руководствоваться в своем существовании. Этот смысл и становится для него контекстом его действий, своеобразным коридором его поведения.

При этом происходит одно из «чудес» психологического превращения –субъект «переводит» оправдание в обоснование. Казалось бы, определив для себя главное и тем самым устранив необходимость какого-либо обоснования будущих своих действий, субъект может просто действовать и пользоваться достигнутым результатом. Однако, по мере их совершения, он вновь и вновь обращается к контексту, каждый раз с его помощью обосновывая свои действия. Он не уверен в их правильности и постоянно сверяется с понятым смыслом. Обоснование это уже другая операция, которую субъект совершает с информацией о совершаемом и совершенном. Она связана с наделением своих действий смыслом в его соответствии с а) условиями ситуации и б) возможностями субъекта. При этом смысл как бы соотносится, примиряется с объективной реальностью и потому может весьма существенно трансформироваться под нее. И тогда и возникает это: «иначе нельзя, такова жизнь, суровая реальность, выше головы не прыгнешь и т.п.» Значимость смысла, его доминанта в принятии решения остается, но корректируется в зависимости от конкретной жизненной ситуации.

Это превращение протекает иногда просто и безболезненно, принося субъекту своеобразную психологическую индульгенцию – он уверен в том, что все его смыслы существования не нечто субъективное, им созданное, а вполне объективно обоснованное и закономерное, а он руководствуется знанием и пониманием этих закономерностей. Но в других ситуациях это происходит через «ломку самого себя», когда стремление сохранить принятые смыслы сталкивается с трудностью, а иногда, кажется, с их несовместимостью с реальными обстоятельствами времени и места. Однако субъект почти всегда производит, в той или иной степени, корректировку собственных смыслов, приспосабливая их к своим целям, с одно стороны, и условиям, с другой. Но, пожалуй, самое удивительное в том, что в результате эти смыслы остаются для него как бы вовсе неизменными, что позволяет субъекту считать себя цельной, последовательной, принципиальной личностью.

Обоснование своих действий обычно проводится «бесплатно» и с большим эффектом, т.е. субъект искренен, честен перед собой и ничем не жертвует, ничто не предает в себе самом ради такого обоснования. А сформированные им смыслы существования уже не только оправдывают, но обосновывают его решения. При этом природа смысла ничуть не меняется. Он остается результатом анализа информации, итоги которого соотносятся с представлениями субъекта. Причем из информации субъект чаще всего заимствует факты, идеи, события, поступки и т.п., которые подтверждают или опровергают его, уже сложившиеся, представления, убеждения, ценности. Вот только «бесплатность» обоснования когда-то оказывается иллюзорной. Довольно скоро субъект начинает чувствовать некоторый дискомфорт из-за … последствий от полученных результатов. И тогда оказывается, что те смыслы, которыми руководствовался субъект при принятии решения о действии, «не работают», не распространяются на последствия от этих действий.

Любые действия имеют свои результаты и последствия. Причем чаще всего субъект не просчитывает появление последствий, которые, так сказать, неприятно удивляют. И ему приходится объясняться прежде всего с самим собой, чтобы хотя бы отчасти понять, как же это произошло и почему он не смог предугадать такое развитие событий. На этом «цепочка превращений» – оправдание-обоснование-объяснение – прерывается, желаемо полным осознанием всего совершенного, причин, результатов и последствий. Однако следует констатировать – такое осознание встречается крайне редко, что становится одной из существенных причин дальнейших ошибок.

Другой принципиальной причиной возможных ошибок является отсутствие понимания – смысл происходящего отличается от его сути. Суть – главное в предмете или явлении, то, что «делает» этот предмет или явление именно этим предметом или явлением. Она не зависит от представлений субъекта, от особенностей его восприятия и понимания. Она неизменна и меняется вместе с предметом или явлением, становясь уже иной, новой сутью, т.к. подчиняется собственным законам существования и эволюции. А смысл «назначается» субъектом, он может быть обнаружен или быть незамеченным, а в предмете или явлении смысл для каждого может быть своим, индивидуальным. Более того, в зависимости от условий, субъект может в одном и том же предмете или явлении обнаружить то один, то другой смысл, которые в равной степени могут быть значимы для него.



вероятность прийти к определенным выводам при неопределенном восприятии сводится к нулю. Д.Юм



Конечно, субъект тешит себя уверенностью в том, что он и только он сам формулирует смыслы своего существования и потому с полным основанием может считать себя индивидуальностью, личностью, которая знает зачем живет. Разубедить его, впрочем, довольно просто. Вот только совершенно незачем. Иначе у него возникнет жутко гнетущее ощущение пустоты и бессмысленности своего существования или понимание того, что все его смыслы предложены и внедрены в его сознание и социальную практику другими, социумом. При этом субъекта никто не спрашивает, какие смыслы ему предлагать и предлагать ли вообще, как это делать и какой степенью свободы он будет при этом обладать.

Видимо, по умолчанию, считается, что в так называемом современном демократическом обществе субъект имеет право отказать от такого предложения и выбрать некий свой путь. Вот только замалчивается тот факт, что предложения смыслов исходят от социума начиная с момента рождения субъекта, когда он даже субъектом еще считаться не может. А в дальнейшем такие предложения становятся повсеместным и повседневным прессингом и не только психологическим, но и поведенческим, когда каждое действие и поступок каждого не только оценивается, но и награждается-наказывается, в зависимости от их соответствия уже установленным смыслам-ценностям социума. Да и сами предложения социума носят почти ультимативный, и по форме, и по содержанию, характер.

Социум действует на основании двух законов своего существования. Это, во-первых, закон «все или ничего», в соответствии с которым субъекту предлагается пакет взаимосвязанных смыслов, который он должен либо принять целиком, либо полностью отвергнуть. Иных вариантов у субъекта нет. Причем он уже знает, что последует за принятием того или иного варианта – социум будет отслеживать искренность принятия предложенного пакета смыслов и последовательно преследовать, в случае отказа от соответствия им. Да, у него есть возможность принять предлагаемое, но оставаться при своем мнении, как действует тот, кто отправляет малую нужду на улице и на указание подошедшего полицейского: «Убрать и прекратить!», убирает, а вслед уходящему шепчет: «Убрал, но не прекратил.»

В соответствии со вторым законом – «закон данности» – субъект контролирует содержание этого пакета смыслов. По этому закону социум никогда не борется за инновации в смыслах существования, но всегда отстаивает стабильность и определенность, что закреплено в государственных кодексах. В соответствии с этим законом социум регулирует любые попытки субъекта что-то изменить в содержании уже существующих и «работающих» смыслов.

Социум предлагает субъекту распознать смыслы своего существования, как бы выбрать те, которые он сочтет для себя наиболее приемлемыми. Этим социум подчеркивает свободу выбора субъекта. Считается, что только после подобного распознавания субъект может считать свое существование осмысленным. По крайней мере большинство думает именно так.

Именно распознаванием смыслов фактически и занимается субъект в предложенном ему социумом наборе, действуя аналогично станциям перехвата движущихся целей – «свой – чужой». Для этого субъект ищет соответствия между своими представлениями, ценностями, значимостями и тем, что предлагает социум. В результате он отбирает те смыслы, которые в максимальной степени соответствуют его собственным представлениям, называя их своими. Поэтому его набор смыслов в данной ситуации почти всегда в чем-то отличается от такого же набора у другого. Этим набором субъект и будет руководствоваться в своих решениях и действиях.

Так же субъект определяет и те смыслы, которые для него значимы «здесь и сейчас», всякий раз создавая иерархию смыслов для любой новой ситуации. При этом распознавание происходит из набора смыслов, которые уже у него сформировались, но каждая ситуация требует своей иерархии и доминирования соответствующих ей смыслов. Этим, в том числе, объясняется так называемая непоследовательность субъекта, который способен менять свое поведение, что зачастую вызывает у окружающих как минимум непонимание.

Как раз этот процесс распознавания смыслов, т.е. определение, из имеющихся и предложенных, смыслов, соответствующих условиям ситуации и целям субъекта, происходит в процессе интерпретации информации об этих условиях и собственных потребностей и целей. В результате субъект «обнаруживает» смыслы, которые в своем взаимодействии и формируют контекст. И только после этого контекст приобретает способность влиять на дальнейшую интерпретацию информации, тем самым участвуя в формировании новых контекстов. Подобный процесс приводит к локализации смыслов по принципу «здесь и сейчас», т.е. устанавливает взаимосвязь смыслов, которая кажется чем-то единым, управляющим субъектом. Это происходит автоматически, на основании взаимодополняемости и непротиворечивости отобранных смыслов субъекта, который неспособен длительное время пребывать в состоянии угрозы, неопределенности.

В результате локализации смыслов нейтрализуется тревога субъекта – он считает, что все стало ясно – как, что, зачем и почему надо делать, принимает решение и действует в соответствии со смыслами и условиями ситуации. При этом тревога выступает в качестве энергии этой локализации смыслов, которые… «обещают»; «обещают» «снятие» этой тревоги, если субъект примет эти смыслы и будет следовать за ними. Конкретным результатом локализации смыслов становится цель будущих действий, устремленность на достижение определенного предмета или состояния.




7. «Однозначный» контекст


существует ли бесконечность? И если «да», то какой в ней смысл для человека? А если нет этого смысла, то существует ли она для человека?

П.Сэлфинг



Похоже, награждая нас человеческим мозгом, «Бог», «природа» или «эволюция» забыли приложить к нему руководство по эксплуатации.

А. Уилсон



«Однозначный» контекст – мечта любого исполнителя власти. При его наличии никто не сможет понимать сообщение как-то иначе, чем положено. А, следовательно, и исполнять нормы этого контекста все будут одинаково, не вызывая сомнений и колебаний. Собственно говоря, всякое иное управление как бы отменяется и наступает «золотое время» всеобщего однозначного подчинения. Хорошо, что это возможно только в фантастических романах. И не потому, что человек и социум не способны на такое. Более того. Вполне способны. Вот только подобные однозначные контексты означают достаточно быстрое разложение такого социума, который становится элементарно не жизнеспособным. Социум переживал подобное. Была империя, в которой «никогда не заходит солнце», были «гениальные лидеры, которые никогда не ошибаются», «тысячелетний Рейх» и т.п. Существуют и сейчас такие однозначные контексты – «Америка превыше всего», «Вперед, Италия» и т.д.

Впрочем, не следует обвинять исполнителей власти в особом коварстве. В целом они, по-своему, заботятся о безопасности социума, которым пытаются управлять. Вот только, главная их задача в другом – сохранение себя во власти. И для этого они «идут навстречу большинства социума», создавая постоянные и «однозначные» контексты, которые они по вполне понятным причинам предпочитают называть «вечными ценностями». Даже понимание частью социума того, что ничего вечного не существует и это словосочетание является всего лишь красивым набором абстрактных, и уже поэтому непонятных, слов, ничего не может изменить – «вечные ценности» провозглашаются и начинают работать, становясь критерием для принятия решений, оценки этих решений и совершенных на их основании действий и определения наказания за них.

«Вечные ценности» конечно же всего лишь обозначение того контекста, который представляет собой набор взаимосвязанных смыслов, что только и позволяет использовать их в морализаторстве и повседневной социальной практике. За словами «добро» и «зло», «честь», «совесть» и т.п. «тянется» шлейф смыслов, большинство которых не является результатом понимания субъектом их содержания. Они внедрены в социально-этические построения субъекта на этапе его становления с использованием его веры и особенностей возрастного этапа его некритического восприятия действительности. В дальнейшем задача социума на всех его уровнях состоит в том, чтобы постоянно подкреплять этим смыслом как практикой самого субъекта, так и, в большинстве случаев, практикой его окружения.

«Вечные ценности» – эти вечные контексты – конечно же существуют. Или, по крайней мере, должны существовать… в качестве тех ограничителей субъекта, которые необходимы для его выживания. В отличие от смысла, суть таких ценностей является отражением объективных условий такого выживания, когда зло понимается как уничтожение жизни ради амбиций, наживы, порабощения и т.п., а добро – все то, что направлено на сохранение и поддержание жизни, на реализацию потенциала субъекта и подавление того, что противостоит существованию жизни. Однако превращение этих ценностей в смыслы, т.е. в контексты, превращает их в идеологические матрицы, использование которых связано, в основном, с управлением субъектом, сохранением его в рамках неких норм, которые могут быть придуманы и предложены социуму некой его частью, которую принято называть элитой. Однако всякое управление, которое задумывалось и начиналось как способность реализовать «вечные ценности», неизбежно превращается во власть, которую следует охранять и постоянно усиливать. Результатом этой «бесконечной власти» непременно станет диктатура контекстов, направленных на ее сохранение.

Все «однозначные» контексты – эти «вечные ценности» – созданы по одной и той же схеме и наделены одними и теми же функциями. Они –

– рассчитаны на длительный срок эксплуатации; один из наиболее типичных «однозначных» контекстов – «свобода», вот уже более 200 лет эксплуатируется и предлагается каждому в качестве особой ценности существования;

– однозначны в своем понимании; контекст «равенство» при элементарном анализе показывает самые разные результаты интерпретации, однако при пропагандистском использовании предполагается его всеобщее и одинаковое для всех понимание;

– не вызывают сомнения в своей абсолютной истинности; контекст «счастье» предлагается считать абсолютной истиной в существовании человека – «Человек рожден для счастья, как птица для полета» (В.Короленко);

– «позволяют» каждому себя интерпретировать, подтверждая «свободу» и «равенство» каждого; однако интерпретация «однозначных» контекстов осуществляется в строго ограниченном коридоре, который обязательно приводит к выводу о их ценности и истинности;

– провоцируют сомнение в своем содержании; «однозначные» контексты нуждаются в своей постоянной реанимации, результаты которой позволяют им оставаться «актуальными» и сохраняющими свое управляющее воздействие; продуцируя сомнения в своей ценности, «однозначные» контексты в итоге убеждают субъекта в том, что всякие сомнения «от лукавого» – контекст «права человека» при любой интерпретации не позволит субъекту отказаться от его прав;

– всегда совокупность смыслов, т.е. ответов на «вечные» вопросы – зачем?, почему?, как?, кто виноват?, что делать? и т.п.; субъект должен обнаруживать в «однозначных» контекстах практическую пользу для своего понимания действительности; контекст «совесть» – устаревшее (словарь современных слов);

– «подтверждаются» повседневной практикой применения, «доказывая» их значимость и истинность; это связано с очевидной достоверностью такого, например, «однозначного» контекста как «уважение человеческого достоинства», содержание которого настолько «очевидно» каждому, что вопрос о том: «Что это такое?», вызывает недоумение и … отсутствие вразумительного ответа.

Очевидная достоверность «однозначных» контекстов закладывается в сознание субъекта с самого раннего периода его формирования как личности, когда сначала семья, а затем и все более расширяющееся окружения, внушают ему «прописные истины», аргументируя их истинность традициями, мнением большинства, точкой зрения авторитетов и т.п. Героические исторические примеры, литературные образы, легенды и обычаи, и т.п. все работает на формирование этой очевидности вплоть до исключения какой-либо возможности у субъекта даже задуматься о состоятельности этих очевидных достоверностей. В конечном итоге, они таки формируются, становясь в своей совокупности «обоснованием» значимости и истинности «однозначных» контекстов.

Исполнители власти достаточно компетентны и осознают возможности использования «однозначных» контекстов для управления социумом. Конечно, формировать такие контексты и внушать их после того, как личность сформировалась, практически бессмысленно, однако существует возможность формировать, так сказать, «временные однозначные контексты», соответствующие особенно острым, кризисным моментам существования социума, когда стоит вопрос о его выживании и возможных направлениях его эволюции.

Исполнители власти могут использовать эту ситуацию и предложить социуму некий «временный однозначный контекст», который своим содержанием будет опираться на такую очевидную достоверность, которую никто даже не подумает опровергать. Типичным примером может служить такой временный «однозначный» контекст как «отечество в опасности», обычно провозглашаемый в ситуации возможного реального поражения социума в начавшейся войне. В рамках этого контекста исполнители власти считают себя в праве принимать самые различные государственные и социальные акты управления, игнорирующие все остальные «однозначные» контексты, которые, казалось бы, не могут быть отброшены.




8. Интерпретация


Вопрос о том, что управляет человеком – безысходная необходимость или неустранимое желание – по-видимому так и останется без ответа. … Впрочем, … Может быть это – безысходная необходимость неустранимого желания.

П.Сэлфинг



Если контекст есть главное, значимое, смысл в сообщении, то вполне очевидным становится вопрос о том, как определяется этот смысл? Или же он создается, формируется, определяется? И что является исходным материалом при таком определении смысла? И как это происходит?

Самым простым, но мало что дающим ответом может быть следующее – материалом для смысла является информация, а технологией – ее интерпретация. Но этого крайне мало. И начинать надо с простого вопроса – кому и зачем нужен контекст?

Существует два варианта ответа –

– это нужно субъекту, который с помощью определяемого им контекста собирается «понимать» содержание поступающих к нему сообщений,

– это нужно социуму, планирующему с помощью контекста управлять субъектом.

Субъект никогда не занимается определением контекста целенаправленно. Он определяет его параллельно с анализом сообщения и выделением в нем основных смыслов поступающей информации. Результат взаимодействия уже осознанных им смыслов и становится контекстом. Целенаправленно контекст разрабатывается профессионалами «под заказ» социума и предлагается всем для использования. И работа над такими заказными контекстами ведется постоянно, становясь одним из направлений по управлению социумом. При этом отбираются те смыслы, с помощью которых можно добиться наиболее эффективных результатов по воздействию на социум и устанавливается между ними взаимосвязь, результатом которой и становится контекст.

Следует сразу определиться, независимость субъекта при самостоятельном определении контекста (первый вариант) является ложной. Социум и в этом случае управляет действиями субъекта, предоставляя ему подготовленную информацию с акцентированным вниманием на те или иные смыслы, которые скорее всего и будут выделены субъектом для определения контекста сообщения.

Таким образом, и в том, и в другом случае, основой являются смыслы, содержащиеся в информации. Определение смыслов производится субъектом на основании соотнесения информации с собственными представлениями, убеждениями, знаниями, целями. Именно это соотнесение позволяет выделить то в информации, что полезно субъекту, что подтверждает его представления, может служить реализации его целей. В этом плане субъект абсолютно прагматичен. Информация, которая ему не нужна здесь и сейчас, почти полностью отбрасывается и остается только та, которая возможно представит интерес позже. Этот процесс происходит почти автоматически, субъект не прилагает каких-либо целенаправленных усилий по обнаружению такого соответствия. Можно даже сказать, что информация ищет сама себя на основании собственной комплементарности – соответствия и дополнительности.

При кажущимся избытке постоянно поступающей к субъекту информации ее всегда оказывается недостаточно для принятия решения. Но та информация, которой уже обладает субъект, имеет способность быть готовой к поиску и присоединению к себе новой информации близкой ей по содержанию. Это и есть комплементарность информации, которая не зависит от воли и индивидуальных особенностей ее носителя.

Для определения смыслов субъект подвергает интерпретации поступающую из различных источников информацию:

– о ситуации здесь и сейчас;

– о проблеме, с которой столкнулся субъект;

– о своих ценностях, представлениях, целях.

Информацию этих блоков субъект соотносит между собой, пытаясь «состыковывать» все это, с тем, чем он уже обладает. В абсолютном большинстве это происходит почти автоматически, как сопровождение процесса принятия решения или определения выбора реагирования. Причем интерпретация, как технология обработки информации, способна не только обнаруживать взаимосвязь информаций, но и устанавливать эту взаимосвязь, «вписывая» все новое в уже имеющиеся у субъекта контексты.

С помощью интерпретации субъект комбинирует и перекомбинирует воспринимаемую и уже имеющуюся у него информацию, работает с ней, отыскивает смыслы и «состыковывает» их в конструкции, обладающие новым содержанием и иной значимостью. Именно с этим связано наше удивление, когда мы обнаруживаем в высказываниях субъекта, в его реакциях нечто неожиданное, чего никак, казалось бы, не может быть в данной, вполне определенной, ситуации. Зачастую эта неожиданность как раз и определяется тем, что субъект с помощью интерпретации проявляет новые смыслы там, где нам самим их обнаружить не удалось.

Все то, что в новой информации «не вписывается» в существующие у субъекта контексты, он отбрасывает, даже тогда, когда ему предоставляются, казалось бы, неоспоримые факты. Именно в этой ситуации субъект заявляет: «Не верю!». И он действительно не верит, настолько информация противоречит его устойчивым и неоднократно подтвердившим свою истинность контекстам. Он считает, что этого «не может быть потому, что не может быть никогда».

Однако, чаще всего, субъект доверяет новой информации и склонен к определенным корректировкам уже сформировавшихся контекстов. В этом проявляется мобильность матриц интерпретации, способных приспосабливаться к различной информации в зависимости от ее убедительности. И это вовсе не обязательно связано с доказательностью, аргументацией новых сведений. Бывает значимой и форма подачи информации, форма сообщения и ее эмоциональная окраска. Это наглядно проявляется в рекламе, когда профессионально подготовленная информация способна убедить или переубедить субъекта.

При этом происходит ребрендинг контекста, который представляет собой формирование псевдонового контекста, образованного смыслами того контекста, по образу и подобию которого и формируется этот псевдоновый контекст. Это связано с адаптацией контекста к ситуации здесь и сейчас, и потому в нем ни количество смыслов, ни их содержание не меняется, но изменяется акцентуирование, выделяются иные моменты, которые предлагается считать более значимыми или даже решающими. И все же это не новый контекст, а контекст для данного времени и места, контекст исключительной ситуации. Он не может быть применен к каким-то иным практикам и действительно признается исключительным. Так может происходить при пересмотре совершенных преступлений, когда выносится оправдательный приговор вопреки четким установленным контекстам их интерпретации.

По количеству и частоте появления псевдоновых контекстов можно судить о зрелости или степени деградации социума. Это как раз та ситуация, когда повсеместно нарушается принцип «закон существует для всех» и для интерпретации преступлений, совершенных представителями так называемой элиты, постоянно прибегают к услугам псевдоновых, ситуативных контекстов, которые позволяют им избегать ответственности за совершенное.

Впрочем, существует и иная опасность, когда полученная информация оказывается отброшенной. Это связано с тем, что субъект уже обладает своими собственными смыслами, которые связаны между собой в контексты интерпретации. Вся новая информация обязательно пропускается через эти контексты, иногда сцепляясь с ними, выбирая то, что значимо. Но что-то пропускается как «информационный шум» и отбрасывается несмотря на действительную значимость. В этом может быть «виноват» устаревший или не адекватный контекст, который не способен адаптироваться и создать псевдоновый, но, в данной ситуации, необходимый контекст. Это опасно для субъекта, так как он упускает информацию и оказывается не готовым к реакции, соответствующей данной ситуации.




9. Интерпретация контекста


Интерпретация есть поиск себя в контексте через определение в контексте своих смыслов или приспособление смыслов контекстов под себя, ради идентификации с действительностью.

П.Сэлфинг



люди приписывают значение событиям или поступкам других людей, опираясь на собственные уже существующие убеждения, устойчивые черты и мотивы, а также на подсказки, которые предлагает им внешняя ситуация.

Ф. Хайдер



Конечно, контекст является неизбежным последствием интерпретации информации в стремлении субъекта понять, что происходит и тем самым восстановить определенность своего существования. При этом, с одной стороны, контекст становится еще одним средством управления субъектом, т.е. средством ограничения его потенциала. Но, с другой стороны, контекст – это то рамочное пространство, которое направляет субъекта к пониманию, а, следовательно, к решению и действию.

И все же первоначальное отношение субъекта к интерпретации складывается в зависимости от того, предлагается ли ему сообщение с уже имеющимся в нем вполне сформированным контекстом, либо он сам, самостоятельно, как ему кажется, формирует контекст из потока устремленной к нему информации. Причем вовсе не обязательно чтобы субъект осознавал происхождение контекста, его отношение к нему складывается почти автоматически. Он ко всему, что имеет или собирается получить в свое пользование, непременно формирует некое отношение, чаще всего проявляющееся в виде оценки.

Готовый контекст

Субъект постоянно получает сообщения. Они направляются ему вне зависимости от того хочет он этого или нет, стремится получать их или отказывается от них. Эти сообщения специально подготовлены и выполняют некую функцию, которая связана с целями автора или заказчика. В первую очередь это, конечно, реклама, которая совершенно откровенно имеет одну единственную цель и потому не скрывает ее, а вполне конкретно делает ее наглядной до абсолютной очевидности. Искать в таком сообщении какой-то там контекст никому и в голову не приходит и субъект либо отбрасывает его, либо принимает его, становясь потребителем информации и подчиненным содержащегося в ней контекста.

В любой рекламе, пусть и самой короткой и совершенно откровенной, контекст не только существует, а можно сказать он целиком и полностью составляет все содержание рекламы. Профессиональная реклама создается не с целью предложить и продать некий товар. Подобный подход может быть связан только с наивным пониманием рекламы. С помощью рекламы продать ничего нельзя. Можно только найти контакт с потенциальным покупателем, установить с ним взаимосвязь, которая и определит его интерес к тому или иному товару, а установленная взаимосвязь «приведет» субъекта и к товару, и к убеждению о необходимости его приобретения.

Установить такой контакт с потребителем просто информация не может. Она, в лучшем случае, предлагает набор сведений о товаре, а контекст включает в себя не только эту информацию, на основе которой он, контекст, и создан, а формирует единое с потребителем пространство, которое включает в себя и информацию о товаре, и те особенности интереса потребителя, которые являются мотиватором его решений и действий.

Это можно достаточно легко обнаружить в реакции различных потребителей на одну и ту же рекламу. Одни полностью игнорируют рекламное сообщение, полностью пропускают его, не оставляя для себя даже следов содержащейся в нем информации, в то время как другие могут взять ручку и записать предлагаемые данные, чтобы почти сразу решиться приобрести рекламируемый товар. В этом случае реклама смогла предложить тот смысл, который уже существует у субъекта. Произошло их «совпадение» и «возник» новый смысл – купить.

Значительно сложнее уловить контекст в специально подготовленных сообщениях как бы не рекламного характера. Однако и они направлены на оказание воздействия, т.е. 1. Считают всех потенциальными потребителями, 2. Пытаются управлять ими.

Казалось бы, с готовым контекстом все ясно и потребитель может сразу же определиться со своим отношением к нему, а, следовательно, сразу его отвергнуть, как средство управляющего воздействия. Однако этого не происходит. Самый наглядный пример готового контекста политическая реклама о кандидате на выборах. Тот, кто уже готов проголосовать за этого кандидата, воспринимает его рекламу, как подтверждение своего мнения о нем; тот, кто против получает информацию о том, что этот кандидат не так уж и плох; тот, кто еще не определился – получает те сведения о кандидате, которых он не имел и которые могут его убедить голосовать, так как надо. И только небольшая группа фанатично преданных другому кандидату сразу откажется принимать эту рекламу – их контекст противоречит любой иной информации.

Причем мало кто интересуется истинностью предлагаемых готовых контекстов. Потребитель знает, что готовый контекст содержит либо истинную информацию, но только часть всей информации, либо заведомо ложную информацию, но также только часть общей информации. Готовый контекст в первую очередь направляет внимание потребителя на смыслы его будущих действий и только во вторую очередь заботится об истинности предлагаемой информации. Задача готового контекста актуализировать смысл предлагаемого сообщения и тем самым актуализировать этот же смысл у субъекта. Если говорить о политической рекламе кандидата на выборах, то ее контекст в убеждении субъекта о необходимости голосования за него – «Если скажете «Да», то получите …»

Подготовленный контекст всегда –

– «стремится» к максимальной четкости и однозначности заложенного в нем смысла;

– обращен к конкретному потребителю, к особенностям его восприятия;

– как можно более соответствует уже имеющимся у потребителя смыслам, целям, т.е. контекстам, которыми он чаще всего руководствуется;

– содержит элементы прогноза, предсказания дальнейшего развития ситуации;

– основан на общих, уже известных и потому очевидно достоверных положениях, являющихся фоном для скрытых в них смыслах;

– определяется в сообщении постепенно по мере ознакомления субъекта с этим сообщением;

– не представлен в виде конкретной формулировки, а «позволяет» определить его в виде вывода, сделанного субъектом «самостоятельно», «свободно» и «независимо;

– при всей конкретности вывод субъекта о контексте он «позволяет» ему задаться вопросами, ответы на которые он может получить только при дальнейшем знакомстве с контекстом;

– рассчитан на определенную социальную группу, но обеспечивает устойчивое убеждение субъекта в том, что только он один, лично и самостоятельно смог определить его;

– направлен на оказание управляющего воздействия, ради чего он собственно и подготавливался.



Спонтанный контекст

Любая новая информация обладает той или иной степенью неожиданности, что во многом связано с ее значимостью. Иногда существенная значимость информации может вызывать у субъекта информационный шок из-за его неготовности к ее восприятию. В том числе и потому, что у субъекта нет готового контекста, который бы управлял процессом ее интерпретации.



по данным СССР, Германия также неуклонно соблюдает условия советско-германского пакта о ненападении, как и Советский Союз, ввиду чего, по мнению советских кругов, слухи о намерении Германии порвать пакт и предпринять нападение на СССР лишены всякой почвы… (сообщение ТАСС от 14 июня 1941 года)

Сегодня, в 4 часа утра, без предъявления каких-либо претензий к Советскому Союзу, без объявления войны германские войска напали на нашу страну, атаковали наши границы во многих местах и подвергли бомбежке со своих самолетов наши города… (выступление В.Молотова, 21 июня 1941 года)





Конец ознакомительного фрагмента. Получить полную версию книги.


Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=64986271) на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.



Если текст книги отсутствует, перейдите по ссылке

Возможные причины отсутствия книги:
1. Книга снята с продаж по просьбе правообладателя
2. Книга ещё не поступила в продажу и пока недоступна для чтения