Читать онлайн книгу ""
#эдиптына. Стамбул
Лика Конкевич
Долгожданное продолжение историй Давида и Эрики, захвативших читателя в первой книге под названием #эдиптына. Узнают ли они, что Роберт всегда стоял между ними?.. Книга содержит нецензурную брань.
#эдиптына. Стамбул
Лика Конкевич
Иллюстратор Ольга Волкова
© Лика Конкевич, 2021
© Ольга Волкова, иллюстрации, 2021
ISBN 978-5-0053-1894-7
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
1
Давид грубо швырнул турку в начищенную до блеска раковину. Ручка от нее одиноко ударилась еще раз и покатилась ближе к центру.
– Черт побери, дурацкий день! – выругался и остановился в растерянности.
Это стало неожиданным даже для него. Он не знал, что делать дальше. Сломанная ручка выбила из его логически последовательных мыслей, и в этом замешательстве он услышал за своей спиной:
– Мдааа….. ну ты и псиииих….
Давид повернул голову и увидел спокойное лицо девушки, которая находится совсем рядом и держит перед собой вазочку с сырниками. Они очень вкусно пахнут и возвращают в детство….
– Ее тоже грохнешь? – уставилась прямо в глаза Эрика.
И Давид больше не смог выдерживать ее бесцеремонность.
– Отвали от меня!
Ты не в моем вкусе и мне не до амуров сейчас! – Его бешеный взгляд заставляет девушку остановиться, но уже через секунды по кухне пролетает ее звонкий упрямый голос:
– Очень надо! Клеить? Тебя? Да ты в своем уме? На себя в зеркало посмотри, мужлан и грубиян!
Она схватила кружку с кофе в дрожащую руку и выбежала прочь.
Давид совсем растерялся.
Он не успел ответить – раз.
Турка была сломана – два.
Он остался без кофе – три.
И вовсе по-дурацки себя чувствовал – четыре.
Что делать?
Постоял в этом забытьи мгновение и направился в прихожую. Голова занята перебором мыслей, тело уже склоняется к кроссовкам.
По растерянной дороге он прошел недолго. Почти сразу, за поворотом, наткнулся на лавку с самыми разными принадлежностями для чайных и кофейных церемоний.
Турок там было великое множество. Взгляд распадался на мелкие атомы и уже невозможно было распознать и вспомнить, а что за турка пострадала на утренней кухне сегодня.
Наверное, именно поэтому, он купил две. На всякий случай. Одну оставил взамен сломанной, вторую унес в свой номер.
«Пусть она станет одним из самых странных и нелепых напоминаний о моем одиночестве»…
2
Только новый день не принес новую встречу.
Как и последующий. Давид уехал в горную местность на взятом в аренду джипе, а Эрика бросила в рюкзак блокнот, упаковку новых простых карандашей и поехала на Мраморное море. От места, где она поселилась (Ali Denizci Deliler Kahvehanesi) это было совсем недалеко.
Не пишется.
Даже на море нет вдохновения. Не думается о природе. Не смотрится в воду. Глаза устойчиво показывают мелькающие фигуры людей. Одиноких, в паре. Разных. Но вместе.
Блокнот одиноко лежит на топленомолочном песке.
И тут она слышит женский голос чуть дальше от себя:
«Твое бессознательное отправляет сигнал, чтоб у тебя не было никого. Вот к тебе никто и не подходит. Надо открываться мужчинам. Просто общаться.
Поддерживать разговор о разном, задавать вопросы, самой говорить. Идти в общение…»
«Сходила уже… наобщалась» – зло вылетает из Эрики почти вслух. Она слышит себя. С ее губ слетает уже не только возмущенное облако.
Женский голос продолжает говорить кому-то. Эрика не видит их, но ей уже неприятно. Неприятно кожей.
По спине протекает быстрая река, обкатывая позвоночник ледяной струей. Взгляд теряет фокус, дыхание становится глубоким, звуки волн уводят в нечто…
Нечто глубокое, внутреннее и болезненное. Страшно. Двигаться туда. Но манит.
Эрика встряхивает головой. Ей кажется, что, сбив звон в ушах, она уйдет с морских водных радаров.
Но звуки волн упорно возвращаются.
И возвращают ее в то место, из которого минуту назад она пыталась сбежать.
Кухня… И в руках эта дурацкая вазочка с гостеприимными сырниками.
Она помнила мамину фразу «улыбаемся и машем», потому с гордой улыбкой и невозмутимыми глазами (только близкий мог разглядеть безумный блеск изнутри) прошла мимо этого мужлана.
А в голове звон: «Отвали от меня!» – больно…
и «ты не в моем вкусе!» – еще громче звон…
«не до амуров сейчас!» – прибивает последней фразой.
«Как шлюха! Я вела себя с ним, как шлюха! Он подумал, что я предлагаю себя! Ппц! Ппц! Ппц!» – Эрика готова провалиться сквозь этот песок. – Это Ты не в моем вкусе! Это Ты отвали! Это мне не до амуров!»
Она почти вслух произносит последние слова и в глазах снова эти сырники. В ведре.
Рисунок…
Когда успела?
Аффект снова неожиданно провалил ее внутрь себя.
Эрика выдохнула и оглядела лист. Он совсем пустой, лишь левый нижний угол чернил мусорной корзиной с виновато выглядывающими сырниками.
«Эта дурацкая! Дурацкая! Дурацкая мамина привычка кормить всех, кто рядом! Рррр, ненавижу себя!» – она продолжает штриховать и злиться.
Злости много.
Хватит не на один сломанный грифель. Точилка, подаренная Линдой (привезла из Кельна) нашлась в сумке. Иначе конец новой упаковке фирменных карандашей.
«И этому карандашу на сегодня тоже конец» – подводит итог, довольно посмотрев на картину, потом на карандаш. – Конец тебе, карандаш!»
Сказала и фыркнула.
С листа на нее смотрит ее новый противный знакомый из России. У корзины с сырниками.
Она даже не успела узнать, как его зовут. Задумалась… и подписала Хам.
3
Тело замкнулось внутри.
Эрика злится на себя. И на него. Что оказался рядом именно в тот момент, когда ей важно услышать свой собственный голос. Без примеси чужих советов, зависти и огорчения.
Уезжая из Москвы, она решила, что больше ни один мужчина не сможет сбить ее с толку.
Но ее решение сегодня, в Стамбуле, рассыпалось настойчивым мужским напором и обжигающе холодным, отчасти даже мерзким, взглядом в ее сторону.
Взглядом, презирающим ее, женщину.
Женщину, которая оказалась рядом с тем, кто не готов. Не готов смотреть на женский мир без страха. Или осуждения. Или скопленной годами злости. Может, уже забродившей ненависти.
Эрика пытается вспомнить слова Роберта о том, что реакции людей чаще всего не из-за тебя. Что не ты провокатор. А прошлый опыт самого человека. Но сейчас это не успокаивает.
Он попал в самое больное место ее женского и хрупкого мира, когда посчитал ее навязчивой прилипалой, прыгающей на первого встречного.
От этого разрывает внутри, лишь кокон снаружи упорно сдерживает оборону.
Гнева много и он вулканом низвергается на один лист, другой, третий.
Листы вырываются трясущимися пальцами и сминаются с особой резкостью, свойственной им только в крайних случаях.
Эрика не до конца верит, что это случилось с ней. Здесь, в чужой стране.
В том месте, где она планировала успокоить себя.
***
«Питер, угу, – довольно сворачивая язык тонкой трубочкой в левый верхний угол открытого рта, произносит она, — у вас в Питере все такие – грубияны?»
Сидит перед ноутбуком и смотрит в его страницу на facebook.
Женское любопытство. Расположенный к ней администратор щедро поделился данными нового постояльца.
«Мдааа…. Ну точно ты показал свою сущность… Давид Эдуардович»
С экрана пылает статус нового знакомого:
«посылаю на хер чаще, чем здороваюсь».
Становится легче. Эрика выдыхает и закрывает страницу. Интерес удовлетворен. Злость уходит. А рисунок остается.
«На память» – произносит губами, ставя свою подпись в правом нижнем углу.
«Да куда же я его засунула?» – не на шутку испугалась Эрика, кинувшись на поиски блокнота.
Желание появилось, а рисовать не на чем.
«Когда я его потеряла? Где?»
Решилась выйти в прихожую, чтобы освежить воспоминания, начав путь сначала.
Постояла у входа.
Оглядела reception desk. Нет.
Медленно направилась по коридору к своей двери и тут справа мелькнул свет.
«Точно, кухня!» – Метнулась туда.
Но тут же остановилась, как вкопанная. За столом, прямо по центру, сидит он, «хам». В его правой руке дымящаяся кофейным ароматом кружка, а левой он тремя пальцами поддерживает стол. Вернее, не стол, а то, что на нем. Блокнот.
Она уже ненавидела тот день, когда они встретились.
Давид глянул на нее, не поднимая головы. Получилось исподлобья. Смущенный взгляд с параллельным:
– Ну ты, это… прости меня, если что… Художница.
– Эрика! Меня зовут Эрика! – ехидно и зло вырвала из себя она, отчеканивая каждую букву своим звонким голосом. Подлетела к столу, – тебя учили не трогать чужие вещи?
– Да. Учили. И гостеприимству учили тоже. Бабушка. Она была очень доброжелательной хозяйкой…. Как ты. Извини, Эрика…
4
«Знаешь, мне пришлось выбирать между армией и тюрьмой.
А, еще сильнее, мне хотелось сбежать от всего, что творилось тогда в моей жизни.
Я был разочарован в любви. Устал сталкиваться с непониманием родителей.
И вот, спустя полгода службы, я задолжал «старикам» блок сигарет «Прима». Но мама приехала и привезла три пачки. Ты не представляешь, как же я боялся встречи со «стариками» после ее отъезда.
Они уже предупредили меня, что ночью повесят на ремне.
И я реализовал свой план: на ночном дежурстве в кочегарке взял здоровую клюку (печь топила всю часть), сунул ее в огонь и она моментально стала красной. Тогда уже себе на руку, и кожа сразу волдырями.
Так, рискуя своей жизнью, я оказался в госпитале.
Там меня приметила женщина, которая служила на проходной. Стала пирожками кормить и со старшей дочкой сталкивать.
И так закрутилось, что я у них жить остался после службы. Она меня в областное ГАИ устроила. Я там проработал полгода и понял: любви нет, а там уже крестики купили, чтобы нас венчать.
И я сбежал от них…»
На дворе уже была глубокая ночь, а свет на кухне продолжал сигналить о том, что кому-то в этих окнах не спится.
И снаружи можно было лишь догадываться о том, хорошо кому-то за этим окнами под этим светом, или плохо…
5
– Эрика, как ты это делаешь?
– Что?
– Ну вот ты начинаешь что-то рассказывать, делиться, вспоминать, при этом в тебе говорит все твое тело. Каждый его сантиметр передает настроение. Твое лицо, взгляд меняется. Улыбка, скорость, радость, ненависть, все! Интонации. Как ты это делаешь?
– Оно само, – пожимает плечами довольная Эрика, – я не понимаю сути вопроса. Мне кажется, что это естественно. У всех так. Нет?
– Нет. У меня не так. Я знаю, что должен чувствовать. Знаю, что должен показать лицом. Руками. Ногами. Но. Чтобы вот так все вместе само собой двигалось, шевелилось и жило – никогда не испытывал.
Взгляд Давида уходит в сторону. Взгляд, наполненный разлукой. В нем много грусти.
Если всматриваться дальше, можно увидеть едва заметную дорожку от его глаз до угла комнаты.
Они сидят в кинотеатре.
– Ты сдержанный, Давид! У тебя ниже головы ничего не существует, как будто. Мне кажется…
– Согласен, – кивает головой и приближается к Эрике, – а как у тебя идет, колись.
– Нууу… вот я думаю. Потом мысль опускается через шею, вниз. Потом к сердцу. Там сразу пульсирует, стучит. И растекается по рукам. Отдает в ноги. В низ живота. Когда как.
Если страшно, то цепенеют ноги. Я, как испуганный суслик, замираю. Двинуться не могу. Когда злюсь, машу руками и из груди вырывается жар. Когда раздражаюсь, в голове стучит монотонно и гадко.
Когда люблю…
– В матку? – пытается опередить Давид, но Эрика злится.
– В член! Это у тебя так. Или в большую голову вдарит, или в маленькую. У меня – иначе!
– А как? Не злись. Я не хотел тебя перебивать и обижать. Вырвалось. Ты очень интересно рассказываешь.
– А некогда продолжать. Фильм начинается. Смотрим.
– Эх, – расстроился Давид, но добавил, – мы обязательно продолжим этот разговор. Обязательно!
6
– Чего такая агрессивная? Хочешь меня? Давай потрахаемся!
– Иди в жопу, Давидка.
– Да шучу я, мегера. Обожаю тебя такую бешеную и агрессивную. Мне кажется, в сексе ты порвешь любого мужика. Повезет кому-то. Точно.
– Я твоего мнения не спрашивала! – еще сильнее злится, но остается мягкой и заинтересованной в диалоге. Ей нравится это возбуждение и то, что сейчас происходит между ними.
Ей нравится Давид, именно такой. Хотя, в этом она вряд ли когда-нибудь так открыто ему признается.
Давид чувствует это и довольно продолжает:
– А я и не нуждаюсь в разрешении, женщина! – смотрит прямо в глаза и улыбается, – потанцуем?
– Сдурел? Где? Здесь? – напрягается, выпрямляет спину, как телескопическая удочка.
– Да. Здесь. Со мной. – Он не ждет ее согласия. Достает из кармана телефон и ставит мелодию на свой вкус, на ходу подхватывая остолбеневшую Эрику.
– Улица! Дурак! На нас все пялятся!
– Пусть. Завтра проснемся звездной парой турецкого интернета. Смотри на меня, доверься и забудь обо всех. Есть только ты и я. Дыши… – прижимая к себе, начинает движение Давид.
У Эрики кружится голова. Она готова вырываться и бить, кричать, сопротивляться, но не может.
Погружение в мужское тело расслабляет и отпускает контроль. В руках Давида хорошо и, «действительно, будь что будет, хорошо же сейчас»…
– Мне нравится двигаться с тобой. Ты чувствительная женщина, Эрика, – шепчет Давид.
– Молчи, дерзкий хам.
– Аха, я сама нежность, милая, о чем ты. Тебе нравится, да? А признаться не можешь. Вот и весь ответ, – улыбается Давид, начиная дышать тяжелее – давно не танцевал. Сигареты. Трудно…
– Д..да… молчи. Пожалуйста, Давид… Мне без твоих нежностей сложно, – делится Эрика, но продолжает движения.
– А ты не усложняй. Это просто танец. Не более того.
– Ддда… просто танец. Не более….того..
– Но, если что-то упрется в тебя….
– Дурак! – заискрила сиреной Эрика, тут же пытаясь вырваться.
– Да шучу я, шучу! Вредина, – смеется Давид, – честно, я за всю жизнь столько не обнимался, сколько с тобой. И это так круто!
7
– А, можно….я…? – опускает виноватый взгляд в пол, дальше, в сторону, Эрика.
– Что? – смело и в упор, сильнее расправляя плечи, спрашивает Давид.
Нависает длительная пауза. Он не выдерживает и рвет тишину:
– Ну что? Давай, говори уже, – скрещивает руки на груди, предвкушая интересное. Затем убирает их, – вот-вот… вот оно… этот твой взгляд… все, Эрика, обожаю, когда ты такая. Женщина выходит из тебя!
– Нууу, это… – начинает запинаться, пытаясь пальцами показать, но выходит нескладно и затянуто. Давид возбуждается в этом нетерпении, но продолжает держаться.
– Эрикаааа, ну давай. Говори. Что ты хочешь?
– А… можно.. я лягу тебе на грудь спиной, сможешь обнять меня и подержать? – ей стыдно так сильно, что она уже ненавидит себя за этот неловкий момент между ними.
Но на последних звуках ее сообщения Давид схватывает ее за руку, не оставляя выбора.
Она падает в его руки, которые тут же обнимают ее.
Она пытается прислушаться к своим ощущениям и ей становится страшно. Страшно, что руки Давида автоматически обнимают ее. Эрика на это не рассчитывала.
«Дура, какая же я дура со своей инициативой…» – пытается разболтать себя в чувстве вины, но спине становится горячо, руки смелеют и решаются прикоснуться к его запястьям. Держат. Руки Давида очень мягкие и теплые. Как сдобная булка из пекарни.
– Давид, а ты ведь только строишь из себя недоступного и холодного эгоиста. А на самом деле ты теплый и мягкий…
– Да, – соглашается Давид, – зато ты с виду доброжелательная, а вблизи колючка. Тебя отогревать и отогревать… Вся дрожишь. Замерзла?
Конец ознакомительного фрагмента. Получить полную версию книги.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=63937163) на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Если текст книги отсутствует, перейдите по ссылке
Возможные причины отсутствия книги:
1. Книга снята с продаж по просьбе правообладателя
2. Книга ещё не поступила в продажу и пока недоступна для чтения